Симота Сэйдзи - Японский солдат

И все же в речи подполковника Хагивары больше всего его возмущало то, что тот не чувствовал никакой ответственности, никаких угрызений совести за поражение Японии в войне, за безоговорочную капитуляцию. Подполковник разглагольствовал о столетней войне, призывал не отчаиваться — словно это не война, а игра в сёги. В таком случае во имя чего погибли японские солдаты на Новой Гвинее и на острове Б.? Этому подполковнику их смерть — все равно что потеря хода в шахматной игре. Они сражались и умирали, стисну» зубы, во имя отечества, во имя победы, а командование готовилось подписать акт капитуляции. Теперь эти гады, которые руководили военными операциями, в том числе и подполковник Хагивара, эти сволочи, что гнали их на смерть, сваливают всю ответственность за поражение на императора, уверяют, что сложили оружие по высочайшему приказу. А император, разумеется, не может нести никакой ответственности — ведь он живой бог на земле. Так кто же, в конце концов, виновен во всем? С одной стороны — солдаты, которые выжили в джунглях в настоящем аду, где люди поедали трупы, а с другой — эти гады, которые жрали до отвала в тылу и теперь заявляют, что Япония потерпела поражение исключительно из-за тех, кто добровольно сдался в плен, и нет ничего особенного в том, что проиграно несколько сражений. Что же это такое? Неужели это и есть тот самый принцип справедливой восточной морали, который противопоставляется гегемонистским устремлениям Европы и Америки?

В тот вечер Такано долго не мог заснуть — мрачные мысли не давали ему покоя. И видимо, не одному ему: после того как погасили свет, в разных концах казармы раздавалось недовольное ворчанье.

Вдруг в темноте разнесся вопль: «Грабят!» Кричали где-то на табачном поле пятой роты, которое находилось рядом с казармой шестой роты. Затем послышалось шуршание стеблей — кто-то пробирался сквозь заросли табака. «Вор! Табак украл!» — кричал кто-то, видимо караульный. Мимо казармы, где спал Такано, пробежал человек и, судя по звукам, скрылся в кухне.

Такано вскочил с постели и вместе с другими выбежал из казармы, как был, — в одной белой майке и трусах. Вышли и солдаты из пятой роты.

Вор, по-видимому, притаился за уборной шестой роты. Затем, словно преследуемый охотниками заяц, прыжками промчался к гаражу соседнего, второго батальона — тень его мелькнула в неясном свете луны.

— Эй! У гаража он!

Солдаты в белых трусах, ярко выделявшихся в темноте, с криком бросились к маленькому сарайчику, служившему гаражом, но вора там уже не оказалось.

— Ишь ты, проворный, гад!

— Надо же! Только что был здесь…

За гаражом располагался склад медикаментов второго батальона, а дальше — медсанчасть и баня.

Из казармы вышли и солдаты второго батальона. Человек пять в одном нижнем белье стучали по стенам, обшаривали помещения с карманными фонариками или свечами в руках. Однако вора и след простыл.

Утомленные бесплодными поисками, все начали расходиться по своим казармам, когда в темноте вдруг раздался голос:

— Не иначе как кто-нибудь из шестой роты!

Говорили намеренно громко, чтобы все слышали.

— Кто это сказал? Кто обозвал нас ворами? А ну, выходи! — рявкнул Такано. Голос его был настолько устрашающе громким, что прозвучал словно суровый приказ. — Выходи! Ты что думаешь, если мы в плен попали, так, значит, еще и воры?!

Однако говоривший уже улизнул, точно его ветром сдуло. Это был солдат из пятой роты.

Такано продолжал, обращаясь уже не к этому солдату, а ко всей пятой роте, ко всей дивизии:

— Эй вы! Обжирались в тылу, пока мы воевали! По какому праву вы обвиняете нас в воровстве? А ну скажите, кто из нас вор! Покажите, что мы украли!

И вся шестая рота начала громко вопить вслед за Такано.

— Да мы ваш паршивый табак даже курить не станем — хоть убейте! На острове Б. мы два года листика табачного в глаза не видали. Чего мы там только не курили: и листья папайи, и картофельную ботву.

— Мы с того света воротились. Нам теперь уже ничего не страшно. Вы говорите — воры. Хорошо! Выходите! Мы припомним вам смерть наших братьев.

Во время погони за вором более половины пленных из шестой роты оставались в постелях, однако, услышав гневные крики товарищей, все выскочили из казармы. Возмущение, целую неделю накапливавшееся в душах, вдруг прорвалось, пленные хватали все, что попадалось на глаза: палки, поленья, лежащие у кухни, и бросались на выручку к своим. Солдаты из других рот, видимо не на шутку перепугавшись, мгновенно исчезли.