Симота Сэйдзи - Японский солдат

Ёсимура увидел фото: корабль в сиднейском порту. Освобожденных из германского плена австралийских солдат встречают жены и матери. Толпа на причале машет им платками. Картина впечатляющая — пленных встречают, словно победителей.

— А у этих «волосатых» неплохие порядки! — сказал кто-то растроганно.

— Черт возьми! Вот бы нам там родиться.

— Еще чего!

— А как, ты считаешь, тебя будут встречать в Японии? Как преступников без роду и племени! Вот как! Думаешь, платочками махать будут? Как же! Дожидайся. Головы поднять не посмеешь, как сойдешь с корабля да по улице пойдешь. А мать и жена? Думаешь, они тебя пустят на порог?

— Ладно уж! Не каркай. Проиграем войну, ни пленных, ни солдат — ничего не будет.

Долго еще шумели «красные фуфайки» — обсуждали, что с ними будет, когда они вернутся домой. Вечером Ёсимура спросил у Такано, который спал рядом с ним:

— А что вы думаете об этой фотографии, господин фельдфебель?

— Что думаю? Гм…

— Мне так прямо завидно стало. Я считаю, что пленных народ должен встречать тепло. Вот как тех…

Ложиться спать было еще рано, но делать все равно нечего, и они улеглись на раскладушки. Ямада еще не вернулся — наверно, заболтался с кем-нибудь. В палатке стоял полумрак. При свете сторожевых фонарей, горящих высоко за проволокой, льющемся из окон столовой, кухни и канцелярии, с трудом различишь лицо собеседника.

— А правда ли это? — спросил вдруг задумчиво Каваи с другого конца палатки, приподнявшись на своей раскладушке. — Не пропаганда ли? Где это видано, чтобы пленных так приветствовали!

— Но там ясно было написано: «Пленные из Германии», — возразил Ёсимура.

— Это только «волосатые» могут позволить себе такое, — сказал тихо Такано.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Ёсимура.

Такано помолчал немного, затем, не поднимая головы, заговорил:

— Они владеют всеми морями и океанами. Даже Австралия с населением всего семь миллионов человек имеет территорию, в несколько десятков раз большую, чем Япония. Кроме того, у нее еще есть подмандатные территории: Новая Гвинея, острова Бисмарка, Соломоновы острова. Вот такие богатые страны и выходят теперь победителями в войне. Они-то могут себе позволить кормить нас как на убой, могут себе позволить торжественно встречать пленных.

Ёсимура вспомнил вдруг надменное лицо поручика Симонса и понял, что хотел сказать Такано.

— Но если бы Япония победила в войне, — поспешно перебил он его, — она не стала бы так заботиться о пленных. Всем бы поотрубали головы. Не так ли?

Такано промолчал.

— Я начинаю думать, что в нашей армии сложился неправильный взгляд на пленных. Вот вы, я вижу, все еще мучаетесь оттого, что попали в плен. А у «волосатых» больше человечности. Им можно только позавидовать.

— Я понимаю тебя, — сказал Такано, — но, если встать на их точку зрения, нет никакого различия между теми, кто был схвачен, «не имея возможности оказать сопротивление», и теми, кто сам поднял руки. Тогда можно оправдать и тех, кто сдался в плен еще до поражения, просто потому, что бродил голодный по джунглям. Об этом ведь рассказывали Кубо и Исида.

— А что, ты считаешь, они не должны были сдаваться?

— Может быть, это и есть демократия, но, если бы в Японии придерживались таких взглядов, вряд ли мы смогли бы вести большую войну. Страна у нас маленькая, островная, ресурсов никаких, промышленность не развита. И все-таки эта отсталая страна вырвалась из тисков «волосатых» в эпоху Мэйдзи [12] Эпоха Мэйдзи — 1868–1911 гг. и стала одной из трех сильнейших держав мира. А все потому, что в Японии господствовал суровый принцип: «Нет оружия — грызи зубами!» Это дух японской армии. Если бы мы, как «волосатые», чуть что сразу же поднимали бы руки, Япония давно бы уже проиграла войну.

— Так-то оно так… — промямлил Ёсимура и замолк. Такано тоже больше не произнес ни слова.

Обитатели соседней палатки, которые до этого распевали модные песенки, теперь как будто затихли. Из столовой доносился громкий смех. Ёсимура подумал, что с идеологической точки зрения тезис «Лучше смерть, чем позорный плен» имел определенный смысл. Нельзя было не согласиться, что огромным ресурсам противника необходимо было противопоставить силу духа солдат. Однако теперь ему хотелось отмести этот тезис, иначе он не смог бы обрести душевное равновесие. И он остро чувствовал это противоречие.

Ёсимура пошел на войну, не имея твердого убеждения в том, что он делает это ради блага своей страны. Просто все кругом говорили, что солдаты защищают интересы родины, и у него не было желания опровергать это. В душе он вовсе не жаждал «чести быть отправленным на фронт». Ему хотелось остаться в школе и продолжать занятия с детьми — дело, к которому он почувствовал интерес. Кроме того, он с тревогой думал о том, что Ёсиэ могла отдать свои симпатии Яно Тэцудзо, и молил богов, чтобы его поскорее отправили обратно домой. Оказавшись на передовой, он понял, что ему чужд тот воинский дух, которого требовала армия, он совершенно не горел, например, ненавистью к врагу… И когда Кубо предложил ему сдаться в плен, он даже не осудил его.