Сергей Михеенков - Встречный бой штрафников

Они обнялись. Отец гладил его стриженую голову, и Иван чувствовал щеками его слезы.

– Как ты думаешь, где сейчас наш Санька? – спросил отец. Это был его первый вопрос.

– Последнее письмо пришло из Подольска. Он писал, что их снова направляют в летние лагеря. Куда-то под Серпухов.

– Об отправке на фронт он ничего не писал?

– Нет, даже намека не было. У него выпуск весной следующего года. Будет лейтенантом. Получит взвод.

– Лейтенанты на фронте долго не живут. – Отец вздохнул. – Два-три боя – и либо в госпиталь, либо в братскую воронку… А до весны их в училище держать не будут. Немец вон как попер. Фронт прорвал. Завтра у Подольска будет. А Серпухов еще ближе.

– Ты что, думаешь, что и Санька уже на фронте?

– Может, и не на фронте. Но думаю, что где-нибудь там, позади нас, уже копает свой окоп. А почему не сказал, что письмо от него получил?

– Вначале некогда было. Отступали. А потом забыл.

На следующий день снова наскочили на немецкий пулемет. Потеряли двоих. Потом их обстрелял танк. Вышли на дорогу, а он стоит на повороте и контролирует перекресток. Еще трое до оврага не добежали. Ночью ушли несколько человек в деревню и не вернулись. Утром лейтенант пошел проверить посты, а постов нет, ушли. Через несколько дней соединились с другой группой, которую вел генерал Малышкин Василий Федорович. С ним несколько подполковников и майоров и до роты бойцов и лейтенантов.

Пошли дожди. Захолодало. Однажды утром выбрались из землянки – снег кругом. Каждый след виден за версту. В лесу стало неприютно. Да и еду стало добывать с каждым днем все труднее. Однажды заночевали в землянках. Утром встали. Генерала нет. В землянке, где он ночевал, лежит его одежда. Пошли по тропе, протоптанной через болото. Вскоре нашли изорванное на клочки удостоверение.

Отец сказал:

– Все, ребята, дальше идти незачем. Когда генерал в солдатскую шинельку переодевается, он уже не солдат. У него теперь своя дорога.

Но встретиться им еще пришлось. Дважды.

Первая встреча произошла 24 ноября. Утром он похоронил в перелеске отца.

Отца ранило осколком мины. Когда переходили поле, из деревни их обстреляли из пулемета. Они побежали к лесу. И тогда немцы бросили несколько мин. Осколок вошел отцу в спину. Всю ночь они несли его на носилках. На рассвете лейтенант остановил их на отдых. Иван наломал сосновых веток, лег рядом с носилками и задремал. Вскоре его разбудил старшина:

– Воронцов, вставай, твоя смена.

Он вскочил и сразу нагнулся к носилкам. Снег на лице отца уже не таял.

– Что, помер Григорий Александрович? Царствие ему небесное. – Старшина стоял под сосной, пошатываясь от усталости и недосыпания. – Ладно. На час освобождаю тебя от службы. Бери кого-нибудь из своих ребят и похороните красноармейца Воронцова по-человечески. Боец он был добросовестный, исполнительный. Правда, повоевать вот ему не пришлось. Такая наша судьба. – Так старшина простился со своим верным солдатом и одновременно утешил, как мог, Ивана.

Иван разбудил Ефимова и еще одного бойца из третьего взвода, который пристал к ним в лесу.

– Где копать, товарищ сержант? – спросил Ефимов, расчехляя саперную лопатку.

Иван кивнул на березу. Ефимов начал копать.

Иван сидел рядом с отцом и счищал ледяную корку с его лица и рук. Потом достал из вещмешка новое вафельное полотенце и закрыл им лицо. Сказал бойцам, по очереди копавшим могилу:

– Хватит. Давайте положим.

Когда начали класть, оказалось, что могилка коротковата. Ефимов тут же кинулся подрубать один край.

– Простите, товарищ сержант, не рассчитали.

– Ничего, – сказал боец из третьего взвода, – снег лег на талую землю, подается хорошо. Сейчас все будет готово.

Положили. Прикопали. Сверху холмик замаскировали еловыми лапками. Под лапник подсунули каску.

Иван еще минуту постоял у могилы, посмотрел в небо. Вот и вся панихида.

А еще через минуту он уже лежал с пулеметом в отпаханной от леса меже, в притоптанном снегу и разглядывал в прицел крайние дворы деревни. Посланные в деревню за едой опасно задерживались.

– Что-то там не то, товарищ лейтенант, – сказал он взводному, чувствуя, что голос его дрожит от страха.

Несколько суток они кружили возле шоссе, которое нужно было перейти, чтобы выбраться к Можайской линии обороны. Они бродили по лесам и не знали, что позади них никого нет, что никакого Резервного фронта уже не существует, что в окружении в вяземских лесах сейчас так же, как и они, бродят семь армейских полевых управлений и что генерал Малышкин, начальник штаба 19-й армии, переодетый в форму рядового бойца, захвачен в плен немецким патрулем. 19-я должна была организовать и возглавить прорыв, но была, как и все другие, разбита, разметана, рассеяна по лесам после неудачной попытки пробиться через немецкие порядки северо-западнее Вязьмы под Богородицком Орлянкой. Теперь они лишь видели следы этого прорыва, унесшего тысячи и тысячи жизней. Трупы и у дорог, и в лесу, и в старых окопах, и в оврагах, и прямо в поле. Иногда по позам, в которых бойцов застала смерть, можно было понять, куда они бежали и откуда велся огонь. Такие поля и овраги группа, которую вели лейтенант и старшина, обходили стороной.