Сергей Михеенков - Встречный бой штрафников

Через бруствер перелезли саперы и исчезли в ночи. Воронцов какое-то время слушал, как похрустывал под их телами снег, как перешептывались они изредка, видимо, старший группы ставил задачу. К утру они должны сделать проходы для каждого взвода.

Немного погодя ракеты опять стали взлетать, оттеняя угловатое плечо леса и размазывая по полю перед деревней серое полотно не заметенной стерни. И тут в первом взводе рыкнул пулемет. «Дегтярь» сделал короткую, будто пробную очередь, торопливо, вдогон первой, повторил и повел длинную. Для острастки, только чтобы обозначить и ночь перед собой, и ничейную полосу, так не стреляют.

Из землянки высунулся старший сержант Численко:

– Что-то у Петрова стряслось.

– Ну да. Стреляют нервно. – Дежурный часовой тоже стоял, навалившись грудью на стенку траншеи и сдвинув на затылок каску, чтобы лучше слышать стрельбу, внезапно начавшуюся у соседей.

Ручному пулемету ответили сразу два немецких автомата.

Воронцов быстро поймал в поле ориентиры и понял, что стрельба началась возле сгоревшей «пантеры». Значит, туда все же перебралось боевое охранение первого взвода.

На нейтральной полосе сейчас работали саперы. Делали проходы. Резали колючку, снимали мины. Свои и немецкие. После танковой атаки немцы в первую же ночь собрали своих убитых, а потом принялись восстанавливать линию заграждений. Ползали по нейтралке несколько ночей подряд. Наставили свежих кольев, где раньше их не было, натянули колючую проволоку. Ближе к деревне, опоясывая юго-восточную окраину подковой, растянули спираль Бруно. И вот либо наши саперы столкнулись с немецкими и в перестрелку вмешалось боевое охранение первого взвода, либо там происходило что-то более серьезное.

Вечером, лишь стемнело, пулеметный расчет первого взвода, усиленный двумя автоматчиками, перебрался в подбитую «пантеру». Танк, выгоревший изнутри и деформированный взрывами боекомплекта, зиял дырами, в которые, если залезть внутрь, звезды были видны лучше, чем если просто смотреть на них с открытого пространства.

Вместе с Темниковым на нейтральную полосу пополз и связной Дикуленок.

Еще в траншее Темников предупредил:

– Если кто кашлянет или перднет, а хужей того, звякнет чем-нибудь в танке, того положу головой на приклад вот этого пулемета и сверху прихлопну малой саперной лопаткой. Задача ясна? Лучников, – тут же напомнил он своему второму номеру, – запасные диски взял?

– Все тут, Егорыч, при мне, – отозвался из темноты Лучников.

– А ну-ка, попрыгай.

Лучников попрыгал. Ничего в его снаряжении не звякнуло, только снег хрупал под валенками.

– Молодец.

– Я их портянками переложил.

– Где ж ты столько портянок взял?

– У Гиршмана.

– Хорошо иметь в друзьях старшину. Который к тому же хитрый еврей.

– Да, Егорыч, неплохо. Старшина человек запасливый. И обоз у него большой. Говорят, там у него даже шерстяные портянки имеются.

– Шерстяные портянки?! Ты, парень, загнул!

– Да я своими глазами видел! Настоящая шерсть! Связисты их вместо шарфов носят. Теплые!

– Ладно, ребята, хватит трепаться. Пошли. Пора. А то нашу хату немцы займут.

Лучников первым забрался в выстуженное чрево танка и выглянул в рваную продольную трещину, проделанную в башне то ли подкалиберным снарядом, то ли взрывом боекомплекта во время пожара. Вот тогда-то, залюбовавшись стенными звездами неба, необычно приблизившегося к нему, второй номер услышал глухое похрупывание снега сразу в двух направлениях. Пригляделся, задержав дыхание и освободив из подшлемника правое ухо, которое после контузии слышало за километр мышиный писк. У всех, побывавших под бомбежкой, когда «лаптежники» прицельно бросают на линию окопов «пятисотки», слух притупляется, а порою и вовсе угасает – лопаются от перенапряжения барабанные перепонки. У Лучникова разорвало перепонку левого уха, а чуткость правого обострилось настолько, что, если он поднимал подшлемник, от обилия звуков тянуло почесать затылок.

Справа от траншеи ползли саперы. Ползли цепью, с интервалом в полтора-два шага. Лучников слышал, как они вывинчивали взрыватели из стаканов противопехотных мин, как вытаскивали из снега «детские гробики» противотанковых. Но снег поскрипывал и в стороне немцев, возле проволочных заграждений. Тихо, глухо, как будто под одеялом. Так саперы не двигаются. Так двигаются, утомившись ожиданием. Разведка! Приползли, затаились возле проволоки и ждут. То ли танк им приглянулся. То ли за «языком» пожаловали. Ждут удобной минуты, чтобы пробраться к линии наших окопов. Вот почему они ракеты не бросали.