Игорь Фролов - Вертолетчик

Борттехник все выполнил. Пленка оказалась чистой. А скоро перестали выпадать волосы, — наверное, лейтенанты акклиматизировались.

Теперь борттехник Ф. думал, как не открыть маме, что он хочет поддержать семейную радиационную традицию. Пока он думал, из Торжка вернулись переученные.

— Я в Чернобыль… — с небрежной суровостью говорил им борттехник Ф.

— Да-а… — говорили они задумчиво. — Хорошо, что нам в Афган… — и не удержавшись, стандартно шутили, — свинцовые трусы выдали?

После Торжка будущие «афганцы» убыли в отпуска, и борттехник Ф. снова остался один. Он уже не так активно читал, писал и мыслил. Когда тебя ждет подвиг, остальное теряет смысл, во всяком случае, откладывается до следующих спокойных времен. Хотя, — начинал задумываться борттехник Ф., — вероятность вернуться из Афгана невредимым достаточно велика, но вот остаться невредимым после облучения…

И однажды теплой майской ночью, когда он был дежурным по стоянке части, на его сомнения был дан ответ. На гражданскую полосу сел военный Ан-26, и «граждане» попросили военных его дозаправить. Топливозаправщик был в ведении дежурного по стоянке части, поэтому дежурный по части обратился к борттехнику Ф. Борттехник поднял водителя, сел в кабину ТЗ старшим по машине, и они поехали через ночь.

На полосе в свете прожектора стоял серый Ан. Возле него курил бортинженер в шевретовой куртке. Борттехник Ф., спрыгнув с подножки ТЗ, подошел, протянул руку:

— Сколько заправить, коллега?

— По полной бы, нам на Сахалин. Топливный талон вот. Но ты бы близко не стоял… — бортинженер показал рукой на свой борт.

На иллюминаторах самолета были крупные надписи: «Осторожно — радиация!».

— Оттуда? — спросил борттехник Ф. — И как там?

— Ну как… — сказал бортинженер. — Как и полагается, полная жопа. Рванул четвертый блок, все вокруг на десятки километров накрыло. Мы вот просто солдат возили оттуда в Киев, и то понахватали, салон фонит. А ваш брат над самым жерлом висит, песок сбрасывает. Дозиметры на бортах так настроены, что выше определенной дозы не покажут, никто не знает, сколько на самом деле схватил за день. Минздрав уже нормы по гемоглобину изменил…

— Говорят, там вино красное дают… — непонятно зачем сказал борттехник Ф.

— Дают… — усмехнулся бортинженер. — Но, скорее всего, чтобы посговорчивее были… Если вас туда сватать начнут, отбивайся руками-ногами, пусть лучше из армии через суд чести попрут, чем потом загнуться никому не нужным лысым импотентом.

Когда топливозаправщик возвращался на свой аэродром, борттехник Ф. вдруг заметил, что трет ладонью правой руки о штанину.

— Да пошли они со своими подвигами! — пробормотал он.

— Что, товарищ лейтенант? — спросил водитель.

— Ничего, товарищ сержант, — ответил борттехник Ф. — Рулите спокойно…

В июле борттехник Ф. и его верный борт оказались в курортном по амурским понятиям городке Белогорск. Сборная дивизии по парашютному спорту тренировалась перед чемпионатом округа. Пилотировал вертолет высокий, тяжелый, чернобровый, немногословный, похожий то на Мастрояни, то на полковника Брежнева капитан Коваль. Правым у него был лейтенант Исхаков — тоже чернобровый и молчаливый, но монгольского кроя и калибром поменьше. Исхаков был по здоровью переведен из истребителей в вертолетчики. За два месяца Коваль ввел лейтенанта в строй и взял в командировку на правой чашке — штурманом.

Работали двумя бортами — второй был из Среднебелой. Поэтому работы у 22-го было вполовину, — летали то с утра, то с обеда. Жили в КЭЧевской гостинице, рядом были офицерская столовая, Дом офицеров с вечерним кино и с библиотекой, в которой борттехнику Ф. разрешили брать книги.

Несмотря на укороченный рабочий день и командировочную свободу, капитан Коваль не давал лейтенантам бездельничать. В свободное от прыжков время он уводил борт на край аэродрома и тренировал лейтенантов. Исхаков брал управление и начинал вертолетные гаммы — выполнял висение, крутил машину медленным волчком, двигал ручку вперед и вел борт над густой, бегущей зелеными волнами травой. Командир сидел расслабленно, едва касаясь ручки управления и шаг-газа, ноги на педалях просто следовали за движениями ног штурмана.

— Спокойнее, — говорил командир. — Мягче, нежнее… На себя… Отпусти чуток… Средним ухом слушай… Горизонт держи!.. Смотри на вариометр…

Лейтенант был весь мокрый от напряжения, пот вытекал из-под шлемофона и, преодолевая густые брови, заливал ему глаза. Конечности лейтенанта истребительной авиации пока не обрели нужную вертолетчику твердость и слаженность действий. Машину мотало по всем степеням свободы, которые в особо размашистых случаях ограничивала рука командира.