Вениамин Дмитриев - Тайна янтарной комнаты

Несколько дней девяносто восемь ящиков с картинами и ценнейшими собраниями икон лежали во дворе. Потом их куда-то увезли, а вместе с ними уехала и Руденко.

Два года прошло с тех пор, как осуществилась заветная мечта Роде — он «владел» янтарной комнатой. Но привыкнуть к этому доктор все еще не мог. Он жил в своем заколдованном мире, не зная, что происходит вокруг. А между тем в мире многое изменилось. Изменилось и положение на фронтах. Победам германской армии пришел конец.

Было раннее утро 30 августа 1944 года. Один из английских военных аэродромов, как обычно, жил напряженной и лихорадочной жизнью. Техники расчехляли моторы, проверяли исправность приборов, бензовозы сновали взад и вперед по зеленому полю, в санитарной части укомплектовывали аптечки, в офицерской столовой готовили усиленный: завтрак.

Тем временем летчики лежали группками на притоптанной чахлой траве, дымили трубками, хотя это и категорически запрещалось на поле в обычные дни. Но накануне полетов им разрешалось почти все — им, кого считали национальными героями Великобритании.

Расстегнув кожаную куртку на молниях и сбросив наземь планшет, командир эскадрильи Генри Джонсон вытянулся во весь рост и задумчиво посмотрел в голубое, казавшееся мирным небо.

— А известно ли вам, Билли, куда мы летим сегодня? — спросил он второго пилота, беспечно уплетавшего бутерброд.

— Разумеется. Стукнем по Кенигсбергу. Достанется сегодня этой берлоге! Шутка сказать — триста пятьдесят тяжелых бомбардировщиков! От казарм и заводов не останется и следа, я думаю!

— Вы еще молоды и, простите меня, глупы, Билли. Сколько вам лет?

— Не так мало, Генри, как вам кажется: двадцать шесть.

— О, это ерунда! Мне тридцать четыре, но я старше вас на столетие. Я пережил Пирл-Харбор. Я был в Африке. Я попадал под разрывы этих чертовых «фау-два», придуманных немцами! И сейчас я скажу вам такое, отчего ваша ветчина превратится в горчицу. Отложите свой сэндвич, пока не поздно. Ну?

Билл заинтересованно посмотрел на командира, ожидая каверзы. Но тот оставался серьезным.

— Слушайте, мой юный и наивный друг: сегодня заводы и казармы Кенигсберга, судьбу которых вы предрешили здесь со свойственным вам пылом, останутся почти невредимыми. Или совсем невредимыми.

— Как? Вы получили приказ об отмене полета?

— Нет. Вылет состоится. Но бомбы мы сбросим вот сюда.

Джонсон потянулся за планшетом, сел и положил на колени покрытую желтоватым целлулоидом карту.

— Видите? Вот что мы будем бомбить сегодня: центр города. Здесь, насколько мне известно, — правительственные здания, университет, оперный театр, музеи в королевском замке и дома — жилые дома, здесь больницы и дачи, библиотеки и отели. Ясно вам, юноша?

Уэбб вскочил на ноги.

— Вы говорите правду, Генри? Если это шутка, — она слишком жестока!

Зеленая ракета взвилась в воздух.

— Видите сигнал? К машинам! — крикнул Джонсон, поднимаясь и застегивая куртку. — К сожалению, все это не шутка, Билл. Русские — славные парни, я знаю, но они слишком торопятся вперед. А кое-кому у нас в Англии не по нутру это. Да и разделить с ними лавры победы вряд ли согласятся наши генералы. Вот поэтому мы и летим с вами сегодня. Не советую делиться своими мыслями по этому поводу ни с кем. Мы принимали присягу, и наш долг — служить королеве.

Эскадрильи бомбардировщиков шли на большой высоте. Линию фронта удалось пройти благополучно, только один самолет потерял высоту и тут же, попав под заградительный огонь, клюнул носом и пошел вниз, оставляя за собой черный шлейф. Остальные выровняли строй и, рокоча моторами, строго выдерживали заданный курс.

Вдали показалась вытянутая с запада на восток коричнево-зеленая полоса.

— Приготовиться! Кенигсберг! — раздалось в наушниках шлемофона. — Идем на снижение!

Командир эскадрильи Джонсон прикоснулся рукой к грудному карману куртки. Там — он словно видел ее воочию — лежала небольшая фотокарточка: жена и крохотная Джен — в белых кудряшках, со смешной куклой в руках, беззаботная и розовощекая. Сколько таких Джен прячутся сейчас со своими матерями в темных подвалах и бомбоубежищах, прижимая к груди своих кукол! Джонсон резко встряхнул головой. Сейчас не время думать об этом. У командира должны быть холодный ум и стальная воля…

— Приготовиться к бомбометанию! — отрывисто приказал он. — Квадрат 44–22. Внимание!

В зеркальце, укрепленном спереди, он видел, как побледнел второй штурман. Наверное, этот мальчишка Уэбб успел все-таки проболтаться. Впрочем, это неважно, все неважно.