Сергей Михеенков - Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью

— Ну так разве ж не радость?! После землянки! Скоро всем хаты отстроим.

— Как тут Анна Витальевна? — тихо спросил Воронцов Зинаиду.

— Обживается. Ничего, привыкнет. Алеша вначале спал с нею. А потом попросился туда, к ребятам. Они там, на печи, тоже теперь, как на соломе у Степаненковых. Колхоз!

Воронцов, когда зашел в дом, первым делом взглянул на спящих детей. Улита лежала с краю, разметав во сне голые ножонки. Рядом, уткнувшись в подушку, посапывал Алеша. А дальше по ранжиру лежали Колюшка, Федя и старший Прокопий. Воронцов поправил одеяло, укрыл дочь, потрогал льняные волосы. Сказал Зинаиде шепотом:

— Как воробьята.

— Точно-точно, — засмеялась она.

О том, что произошло в овраге в лесу между хутором и аэродромом, он не рассказал ни ночью, ни на следующий день. Только Анне Витальевне, которая за завтраком несколько раз вопросительно взглянула на него, он сказал:

— Георгий Алексеевич просил передать, что…

Она вся вытянулась навстречу.

— …что он любит вас и что он обязательно разыщет при первой же возможности. И еще: чтобы вы берегли сына.

Она молча кивнула и улыбнулась. Как будто большего и не ждала.

В полдень к дому подъехала повозка. Иванок привязал вожжи к скобе, вбитой в воротину, и постучал кнутовищем в окно:

— Сань! Ты собрался? А то уже пора!

На его нетерпеливый стук вышла Зинаида. Не затворяя за собой двери, позвала с крыльца:

— Зайди, Иванок! Молочка попей. В дорогу.

— Молочка-то в дорогу можно, — согласился он и внимательно посмотрел на Зинаиду, словно пытаясь увидеть в ней какую-то важную перемену, которая непременно должна была произойти. Но сколько он ни приглядывался, ничего такого не заметил.

Ее пьянил не только свободный полет. Нет, не только это. Запах сгоревшего пороха — вот что давало новые силы для полета и укрепляло уверенность в том, что ему не будет конца. Река, казалось, пахла не водорослями, не илом. Нет, она пахла порохом. И с каждым часом запах, исходивший от воды, становился все сильнее. Река, где сошлись в смертельной схватке лучшие солдаты противостоящих армий. Река не разделяла их, нет. Она соединяла неприятелей узами, о которых выжившие будут вспоминать до конца своих дней.

Новая рота, которой выпало командовать старшему лейтенанту Нелюбину, ничем особенным от предыдущих не отличалась. То, что во взводах простыми солдатами воевали капитаны и майоры, лишенные званий и наград за различные воинские преступления, его не смущало. О прошлом бойцов думать было некогда. Форма на всех точно такая же, какую носила его Седьмая стрелковая. Все приказания и распоряжения старших по званию и должности исполнялись тут же, и без заминок и пререканий. А это главное.

Несколько раз Нелюбину попадался на глаза Кац. Но это был уже другой человек. Казалось, солдатская шинель бывшему младшему политруку пришлась вполне, и он, стоя в ячейке, так же, как и остальные бойцы взвода, вел огонь из винтовки по мелькавшим впереди фигуркам немецких пехотинцев, когда те поднялись в очередную атаку прямо по фронту Третьей роты.

В первый день немцы контратаковали дважды. Первую отбили сами. А вторую совместно с артиллеристами. Как только цепи, сопровождаемые полугусеничными бронетранспортерами с крупнокалиберными пулеметными установками, вышли из оврагов и из-за лесополосы, капитан Симонюк быстро передал за Днепр координаты. Через минуту, вот она, прилетела первая стая тяжелых снарядов и легла вразброс по всему фронту атакующих. Капитан тут же передал поправку. И гаубицы за десять минут раскромсали густую цепь наступающих. Вначале немцы попытались форсированным броском вперед миновать полосу огня, но Симонюк внимательно следил за их продвижением. Под таким обстрелом не в атаку ходить, а только спасаться, пересиживать, согнувшись в три погибели в окопе и молиться, чтобы он выдержал и не обвалился тебе на плечи и голову.

Нелюбин в бинокль наблюдал за действиями противника. И отметил про себя, что и в неудачной атаке они действуют собранно. Раненых не бросают. Отходят грамотно. В предполье осталось два горящих «гроба». Третий немцы утащили. Подошел тягач, подцепил подбитый бронетранспортер и уволок его за лесополосу. Бережливый народ, ничего не скажешь. Гожего винта на нейтралке не бросит.

Так прошел первый день на новом плацдарме.

Вечером, после раздачи горячей каши, он отдал распоряжения взводным и наблюдателям и улегся вздремнуть прямо в траншее, на разостланной шинели, прикрывшись сверху двумя шерстяными трофейными одеялами. И, засыпая, услышал такой разговор в соседней ячейке, где дежурили пулеметчики.