Сергей Михеенков - Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью

Спустя десять дней Радовский пришел на опушку леса, где должна была произойти встреча с группой Сайкова. Но их встретили автоматчики из Смерша. Радовский первым открыл огонь из ППШ. На всякий случай, выходя к месту сбора, он изменил маршрут движения. К одинокой сосне с сухой верхушкой они вышли не вдоль опушки, как условились вначале, а со стороны леса, оврагом. Вот туда, в заросший молодым липником и бересклетом овраг они и бросились, когда услышали крики смершевцев и первые выстрелы. Тут же заработал ручной пулемет, и трое разведчиков, кто замертво, кто с перебитой ногой, упали на землю. А он, кувыркаясь по склону оврага, бросая тело из стороны в сторону, уходил от пуль, от треска кустарника под ногами бегущих от опушки смершевцев. Стреляли по ногам. Старались захватить живыми.

Два дня просидел в лесу, во мхах, соорудив шалаш и лежанку. Операция провалилась. Но блокнот с двенадцатью исписанными страницами лежал в вещмешке, и он все еще оставлял открытым путь назад, через линию фронта, в штаб «Черного тумана». Радовский знал, что, если он вернется с этими двенадцатью страничками, исписанными столбиками цифр и шифров, если предъявит подробный доклад, его встретят как героя. И однажды, проснувшись на рассвете, он тщательно побрился, собрал вещмешок, переоделся в красноармейскую форму с сержантскими погонами и пошел в сторону гудящего шоссе. Через час с небольшим вышел к деревне. В вещмешке было пусто. Последние сутки кормился вареными грибами, от которых тянуло в животе. От одной мысли об очередном котелке с грибным варевом начинало подташнивать. Правда, оставалась еще банка рыбных консервов — американские сардины. Но эта банка лежала в его «сидоре» не как продукт, а как тот необходимый реквизит, который должен помочь ему, режиссеру и актеру одновременно, сделать спектакль полноценным, а предстоящую его постановку удачной. И, повинуясь чувству голода, прежде чем выйти на шоссе, чтобы попытаться остановить попутку в сторону фронта, он повернул к деревне.

— Помнишь Галустяна? — Радовский снова отвернулся к окну и долго смотрел на освещенную, буквально заполненную солнцем полоску воды, колеблемую легким ветром. — Там, под Вязьмой, весной сорок второго… [8]Работал вначале при медсанбате Сто шестидесятой стрелковой дивизии, потом Профессор его перевел в санитарное подразделение, которое обслуживало непосредственно штаб Тридцать третьей армии.

— Профессор уже тогда работал на вас?

— Да. А Галустян под кличкой Гордон был связником между группой захвата и им. Основная информация поступала от Профессора. Это был классический и редкий агент. Что было потом, в том лесу, когда нас окружили автоматчики из «Бранденбурга», ты знаешь. А Галустян-Гордон потом работал в моей боевой группе. Исчез во время провала группы Самарина [9]. Поручик Самарин удачно работал на диверсиях. Бывший старший лейтенант из кавкорпуса генерала Белова. Взрывы мостов, складов, других важных объектов. А тут — провал. Какое-то время его радиопередатчик выходил на связь, давал условный сигнал работы под контролем. Потом умолк. Послали контрольную проверку. В группе проверяющих был и он, Гордон-Галустян. Группа тоже не вернулась. Все это совпало с началом активности на фронте. Поэтому исчезновение групп списали без особых последствий. Пропали и пропали… И вот в той деревеньке у Варшавского шоссе я и встретил бывшего своего курсанта и связника Гордона-Галустяна. Видишь, Курсант, какие извилистые пути у войны…

— Дед Евсей, бывало, говорил: кривую стрелу бог правит.

— Хорошая пословица. Кривую стрелу… Но не такую, как Гордон. — Радовский оторвал пристальный взгляд от окна и некоторое время молча смотрел в глаза Воронцову. Покачал головой и сказал: — И не такую, как я. Впрочем, бог выправит любую. Только бог. Только на него и надежда. — И Радовский оглянулся на огонек зажженной глиняной лампадки.

Солнце ушло за сосны, и озеро сразу обрело стальной отлив. Теперь оно казалось будто вогнутым, воды словно отхлынули. Зато яснее и глубже проступили дали. Солнце перекинулось на другую сторону озера, и там, на отлогом берегу, среди изумрудно-зеленой отавы засияли белые стволы берез. Неужели где-то идет война, глядя в тесное оконце кельи, думал Воронцов. Какая жестокая бессмыслица! А где-то в Красном лесу, совсем неподалеку, затаилась диверсионная группа Юнкерна.

— Я сразу его узнал. — Радовский прислушался к звукам, доносившимся со стороны озера. Но, увидев Нила, который тащил по просеке, вытоптанной в зарослях камышей, лодку, успокоился и продолжил: — Он тоже. Я понял это по мгновенному испугу. Я знал по школе: человек он хладнокровный, расчетливый, смелый, но глаза его выдавали. Особенно в первые мгновения. Так бывает со многими. Потом он понес какую-то чушь. Начался театр. Стало даже смешно. Вышла женщина и повела его в дом. Там, по всей вероятности, он и жил все это время. Она мне все рассказала. Должно быть, подумала, что я из Смерша. Даты совпадали. Гордон появился в деревне через несколько дней после высадки группы проверки. Два дня я прожил у них. Пытался с ним заговорить. Никакой реакции. Потеря памяти. Амнезия.