Виктор Смирнов - Лето волков

Он увидел холм, а за ним зелено-голубое небо и высокое облако, тлеющее по краю отраженным огнем еще не взошедшего солнца. Если он не ошибся, то это Глухарский горб. Чтобы убедиться в этом, он должен взобраться наверх.

Немного передохнул, чтобы успокоить хриплое неровное дыхание, и пополз в гору. Пулемет и сидор тут же потяжелели вдвое. Склон становился круче. Почудились голоса. Но, может быть, это прошелестел утренний ветерок… Немного осталось до вершины. Он вполз в обросшую осокой бочажину. Вздрогнул от прыжка лягушки. Приник к воде. Пил, пил, затем откинулся, обессилев. Он так и не узнал, тот ли это холм у реки.

Телега, накрытая брезентом, ползла по лесной дороге. Глумский жестом подозвал Валерика, Маляса, Крота и Яцко:

– Идите лесом, к реке, спрячетесь у брода в верболозе. Пусть они думают, что нас двое.

– Трое. Я при деньгах, – Яцко положил руку на брезент, ощутил плотность мешков и удовлетворенно вздохнул.

– Добре, – согласился Глумский. – Оставайся. А вы, – сказал Валерику, – если что, ударите из засады.

– Если что? – спросил Попеленко.

– Если Гупан с хлопцами не успеют.

– О-те-те, – только и мог сказать ястребок.

– Никакого уважения к денежной массе, – Яцко продолжал ощупывать мешки. – Положено в пачки и перевязать, а вы навалом, як картоплю.

…Гореловские хлопцы перекусывали в лесу. Пили из баклажки, передавая по кругу. Неподалеку, за кустом волчьего лыка, лежал Юрась. Наблюдал за дорогой, которая выбегала из леса со стороны Глухаров и ныряла в реку, чтобы вновь объявиться на другом берегу, за бродом.

Ветер был свежим, но ночная буря улеглась. Солнце всходило ясно.

Подошли Дрозд и Степаха. Они осматривали подходы к реке.

– На Охотничьей тропе чисто, – сказал Дрозд. – Нашли лейтенанта?

– Помирает десь в лесу, – промямлил Сенька, дожевывая хлеб с салом.

– Ну, время, – буркнул Дрозд, взглянув на карманные часы.

Часы были золотые, округлые, луковица с именной гравировкой, не имеющей, впрочем, к Дрозду ни малейшего отношения.

– Погодь, – приказал Горелый.

Он внимательно осмотрел в бинокль противоположный берег. Изучил старые следы на песке, заросли верболоза, газогенераторку посреди Инши. Течение несло сухие сучья, зеленые ветки, куски дерна с травой – все, что ночной ветер снес с откосов в реку. Одна из веток, оборванная с ольхи, с яркой листвой и темно-коричневыми сережками, через пустоту лобового стекла заплыла в кабину полуторки и застряла, чиркая листьями по воде.

– Пошли! – скомандовал Горелый.

– Мы уже натаскались, – сказал Сенька. – Аж мозоля на плече.

– Ладно… Гедзь, Дрозд и Степаха! С пулеметом – на тот берег! Сенька, на дорогу!

Пулеметчики пошли по воде, медленно одолевая течение. Могучий Степаха, со станком на плече, возвышался над водой. Гедзь переносил сам пулемет, а Дрозд – короб с патронами. На середине река была по грудь. Иногда кто-то из них проваливался.

– За мной идить! – басил Степаха. – Вода поднялась. Промоины!

Горелый еще раз осмотрелся. В полусотне шагов, за его плечом, высился холм, подточенный рекой. С него то и дело в воду осыпался песок.

– Юрась, сгоняй на эту высотку. Проверь!

– Та никого там! Чего зря бегать? – Юрась, на правах любимца, держал себя с командиром вольно и даже дерзко.

– Сгоняй!

Юрась нехотя стал подниматься, с трудом одолевая песчаный подъем.

Иван пришел в себя. Руки его лежали в бочажине. Вокруг росла осока. Она прикрывала лейтенанта, но пулемет и сидор лежали чуть в стороне. Уже был виден край солнца. Лейтенант подтянул к себе, в заросли, «дегтярь». От этого усилия снова заволокло туманом сознание.

Оно вернулось, когда лейтенант услышал голос Юрася, поднимавшегося с другой, песчаной стороны холма.

– Выше идти?

– Иди, иди! – Голос, который приказывал, нельзя было спутать ни с чьим иным. Высокий, свистящий и вместе с тем с хрипотцой.

У Юрася ППШ, висящий на сгибе локтя, видимо, зачерпнул дулом песок. Лейтенант услышал ругательство, затем, можно было догадаться по звукам, Юрась извлек магазин, отвел рукоять, подобрал выпавший патрон и продул ствол и затворную коробку. Затем клацнула защелка вставшего на место магазина.

Эта заминка была для Ивана спасительной. Он вытер влажной ладонью лицо, чтобы окончательно прийти в себя, кое-как дотянулся до вещмешка и втащил его в осоку. Зелень мешка смешалась с зеленью травы. Иван полностью залез в бочажину и подогнул перевязанную ногу, которая была особенно заметна. Осока, затронутая движением, медленно выпрямлялась, подрагивала. Иван успокоил длинные травинки рукой.