Евгений Чебалин - Гарем ефрейтора

— Господи, когда?

— Часа три назад. Весь район на ноги подняли, аулы прочесываем. Мои там с фонарями по сараям шарят. Вовремя смылся. Однако цидульку оставить не забыл. Грамотеем стал, корешок. Научил на свою голову.

— Каку цидульку, Федя?

— «Каку»… — дернув щекой, передразнил Дубов. — Ты б, Надежда, со словами построже, все ж председательша, не хухры-мухры. Каку? А вот таку. Третью по счету.

Полез в нагрудный карман, выудил мятую бумажонку, пришлепнул ее ладонью к столу. Надежда вгляделась, слабо, придушенно охнула.

— Что так? — поднял брови Дубов.

— Ниче, ниче, Федя…

— Третью писулю нам оставляет. Магазин грабанул, сторожа ухлопал, коров из Ножай-Юрта увел. Теперь сразу двоих шишек ухайдакал. Что ж ты так вызверился, друг сердешный?… мало тебе навару с добра людского, на кровицу потянуло? М-м-м… — закачался, замычал, обхватив голову, Дубов.

— Тогда и эту поимей для количества, — непонятно весело, не в лад с ситуацией, сказала Надежда.

Резво метнувшись к шкафу, достала и положила перед братом листок с каракулями. Дубов пригнулся, сличил со своими, стал подниматься.

— Эт-то у тебя откуда?

— Все оттуда, Федя. Мы ее теперь вместо лошаденок ваших станем запрягать.

— Лошадей увел?! Давно?

— Аккурат вчера. Собралась седня к тебе нести. А ты вот он, сам явился.

— Та-ак, — свирепо сопнул Дубов. Стал сгонять складки гимнастерки с тощего живота на спину. Затянул ремень потуже, на две дырки. Уперся кулаками в стол. — Ну, проводничок ты наш, дай время, свидимся. Ай как нужно свидеться!.. Уж я расстараюсь для такого дела!

— Не за тем гоняешься, — звеняще сказала сестра. Стояла она прислонившись к стене, дрожала на губах отчаянная улыбка.

— Это как? — грузно, всем корпусом развернулся к ней Дубов.

— Не того ищешь, Федя.

— Ты вот что… Ты в загадки не играйся, — ощерился Дубов.

— Сел бы ты, — откачнулась от стены, шагнула к брату Надежда. — Ты, Федя, присядь, а я тебе кое-что для соображения подкину. Моих баб не пробовал щупать?

Дубов изумленно, гневно моргал.

— Гладкие они стали, — смиренно пояснила сестра, — прям сплошной секрет для уполномоченных, измаялись, бедолаги, отчего такая гладкость? Закрома до донышка выскребли, молоко, масло до последней фляги вывозят, а бабы мои все живут, вроде как святым духом питаются. Да еще частушки распевают. Самые удобные мы теперь для Советской власти: не питаемся — и веселые. Однако оттого вдвойне подозрительные. Жуть как беспокоит уполномоченных такая катаклизма на нашем селе: какое упущение по службе допустили?

— Ты б к делу поближе, времени у нас маловато, — заворочал шеей в воротнике Дубов, тесен стал воротник. — К тому же время такое, война.

— А у вас все время такое, сколь себя помню! — нещадно хлестнула словами сестра.

— У кого… у нас? — уставился на свои кулаки Дубов.

— Ты меня, Федя, в кутузку спровадь, чтоб знала сестра, каку правду братику говорить, а каку в тряпочку шептать, — тихо посоветовала Надежда.

Не ответил Дубов, горько, измученно смотрел на сестру.

— Я все это к тому: пока вы за Апти-абреком по горам гонялись, он мой колхоз кормил. Бабам, ребятишкам с голоду пухнуть не давал. Свиней диких бил да нам подбрасывал. А то видали бы твои уполномоченные молоко с нашей фермы. Потому и говорю, товарищ майор, не за тем гоняешься.

Озадаченно пялился на сестру Дубов: не укладывалось услышанное в голове.

— Так что возьми эти бумажки, начальник, и на гвоздик повесь, — ядовито закончила сестра. — Не Апти их писал, гадюка одна, по имени Саид, коего Апти недодавил по мягкости своей. Его и лови, того самого, что отряд Криволапова на засаду немецкую вывел. Ну, дошло, че ли?

— Это что… Апти, проводник мой, у вас в кормильцах объявился?

— Дошло по длинной шее, — похвалила председательша. — Он самый, твой закадычный. «Мама мыла раму» пока «индюшка на яйцах сидит».

— Ну дела-а!

И, осмысливая сказанное сестрой, примеряясь к фартово-едкой новости, полез майор по закоренелой привычке в самую глубь информации, в ее суть.

— Погоди, а откуда тебе про Саида известно, про то, что его Апти недодавил? Он что, сам тебе исповедался? Когда ты его в последний раз видела? Где?

— Больше, Феденька, от меня ничего про Апти не обломится. Не серчай. Врать не хочу. А от правды ты весь вразнос пойдешь, она поперек твоей службы, как кость в горле, встанет.

Смотрел на сестру начальник райотдела милиции Дубов, и заволакивала его взор холодная отстраненность.