Михаил Лыньков - Незабываемые дни

Порыскав еще несколько часов по улице, немцы вынуждены были оставить это дело без последствий.

Старый крестьянин, прятавший в лесу свою живность во время боя в окрестностях деревни, подобрал Вилли Шницке. Тот был совсем ослабевшим, в бессознательном состоянии. Он пролежал, видно, на опушке леса дня два или три, — как ни старался старик поставить его на ноги, это ему не удавалось.

При помощи близких людей старик перенес Шницке ночью в гумно, где и спрятал за скирдой соломы. Тут он отпаивал его молоком, ухаживал, как мог, чтобы поставить на ноги. Кормил, уговаривал:

— Ты, брат, ешь, не стесняйся! Без еды человеку на ноги не подняться. А встанешь, тогда, брат, и делай, что хочешь… Не пропадешь! Нельзя же так, чтобы наш человек ни за что пропал из-за этих душегубов. Они вон из хаты нас выгнали, ютимся с детьми в хлевушке. А в хате офицер живет. Один на всю хату. Ну да еще денщик там с ним… А ты, голубь, ешь и отдыхай! Не вздумай только из гумна выходить, не дай боже! Они ж, брат, каждого неизвестного готовы за партизана принять. Очень боятся партизан. Ночью столько этих часовых понаставят, что не пройдешь по улице. И недаром боя гея: бьют их наши партизаны, не милуют.

И вот однажды увидел старик, как на его дворе появился этот больной красноармеец, которого он несколько дней выхаживал в гумне. Старик остолбенел от испуга. Ему показалось, что его больной зашел сюда в бреду. Должно быть, у него новый приступ болезни. Старик бросился со всех ног из хлева, чтобы перехватить человека, спрятать его, если удастся. Он даже крикнул:

— Браток, куда ты? Назад, скорей назад!

Но где там! Человек уже скрылся в сенцах.

Старик прислонился к забору, стоял обессиленный, опустошенный, горько упрекая себя за то, что не досмотрел за этим человеком, сколько хлопот с ним набрался, и вот тебе — все пошло прахом. Погибнет же человек ни за что, ни про что!

Он порывался даже пойти туда, в хату, чтобы помочь больному, растолковать немецкому офицеру, что этот красноармеец ни в чем не виноват, что он отстал от своей части по болезни… Можно, пожалуй, сказать офицеру, что красноармеец приходится ему, старику, свояком, пришел, чтобы заявиться немецким властям… Такие приказы висят же на стенах домов. И как плохо, что он заранее не уговорился с красноармейцем, как ему держаться и что сказать немцам, если, упаси боже, он к ним неожиданно попадет.

Множество мыслей роилось в голове старика. Возникали разные планы, но все они казались неподходящими для того, чтобы применить их тотчас же, безотлагательно. Главное, он не договорился с человеком, — кто его знает, что с ним там…

А Вилли сидел в хате и вел оживленную, веселую беседу с немецким офицером, командиром части. Сытный обед и стакан коньяку приятно кружили голову. Он рассказал офицеру историю всех своих приключений, и каждый эпизод, каждое событие обрастали в его рассказе самыми неимоверными, самыми фантастическими деталями, приобретали сказочный характер. Офицер слушал и искренне восхищался.

Самое появление Вилли Шницке в хате сначала произвело целый переполох. Денщик прямо остолбенел от страха, когда на пороге показался человек в красноармейском обмундировании. И только когда незнакомец на чистом немецком языке обратился к нему с просьбой доложить о его приходе офицеру, денщик еле засеменил ногами.

Видя замешательство денщика, Вилли попросил обыскать себя.

Вилли предъявил офицеру свой документ, попросил его позвонить в штаб армии. Связаться со штабом армии удалось быстро, и Вилли Шницке получил приказ: отдохнуть и дня через два-три направиться по месту службы за получением нового задания.

Вилли рассказывал самые невероятные истории, как он чуть ли не один расправлялся с целыми ротами, как наводил ужас на советские дивизии, как по его сигналу немецкие эскадрильи уничтожили на дороге колонны войск противника. И только в рассказе о гибели своей группы он проявил скромность, не очень вдаваясь в подробности этого дела. Конечно, они погибли смертью храбрых! Конечно, они сражались до последнего патрона.

Вилли рассказал и о том, как спас его старый крестьянин, хозяин этой хаты. Офицер даже увлекся этой историей, был очень доволен тем, что именно хозяин домика, в котором жил офицер, оказался таким надежным человеком, таким патриотом Германии.

— Знаете, мне действительно понравилось его лицо: такое открытое, такое серьезное… И глядит прямо в глаза, не то что все прочие эти люди, которые всегда смотрят искоса, словно готовы убить тебя одним своим взглядом. Я и остановился в этом доме, потому что счел хозяина надежным человеком. Надо, пожалуй, вознаградить его! Это такой полезный пример для всего населения.