В землянке воцарилась тишина. Слышно было, как гудит пламя в железной трубе, как снаружи завывает ветер, как поскрипывают, гудят под его напором сосны и ели. А у каждого в сердце звучали громовыми перекатами тяжелые и звонкие, как медь, слова:
Партизаны, партизаны,
Белорусские сыны!
За неволю, за кайданы
Режьте гитлерцев поганых,
Чтоб не встали век они.
Были эти слова такими величественными в своей мудрой простоте и такими ощутимыми в своей испепеляющей ненависти, что казалось: сердца людей начинают биться скорее, а думы пламенеют, как эти огненные слова:
Кровь за кровь и смерть за смерть!
Майка, затаив дыхание, слушала. Она волновалась, мысленно повторяла строчку за строчкой. Краска заливала ее щеки. Она то и дело нетерпеливо смахивала непокорные пряди волос, назойливо лезшие ей в глаза. И как только Надя произнесла последние слова, Майка бросилась к Василию Ивановичу, схватила его за плечи, чуть не расплакалась:
— Дядечка, какая это страшная правда!
И, совсем растерявшись, подалась к двери. Василий Иванович, словно боясь нарушить торжественную тишину, осторожно повернулся и тихо сказал Слышене:
— Завтра выпустите очередную листовку. Сколько есть бумаги, не жалейте.
Майка слушала Василия Ивановича, поглядывала на незнакомую ей девушку, — и взаправду, славная эта Надя!
Оживленный разговор снова возник в землянке.
И тут Майка встрепенулась, заговорила растерянно, виновато:
— А знаете, Василий Иванович, простите, товарищ секретарь обкома…
— Нет, еще не знаю, товарищ радист!
Майка покраснела до самых ушей.
— Я так бежала, спешила сюда, да услышав вот, как товарищ… ну… Надя читала стихи, я про все забыла.
— Стихи… Забыла… Ах ты, вояка! — в шутливом тоне произнес Комаров, и сам не рад был. Майка вспыхнула, как порох. Резко повернулась к нему, чуть не бросилась с кулаками:
— Ты, ты… помолчи, лейтенант, не твое дело!
— Что у вас там? Вы чего не поделили? — полусерьезно, полушутя спросил Василий Иванович.
— А что он придирается?
— Как это придирается?
— Ну, вечно меня передразнивает. Я… я так ему отрежу, что десятому закажет!
— Эх, беда с вами! Ну, прямо дети, хоть пеленай их!
— Мне можно итти, товарищ секретарь? — чувствуя себя как-то неловко, спросил Комаров.
— Иди, браток, иди, спасайся от Майки, пока не поздно. Найдешь там Дудика, скажи, чтобы позаботился по-хозяйству, про ночлег и все такое. А Надя будет ночевать в землянке Майки. Ну, давай теперь, радист, твои записи, да вперед будь поаккуратней.
Ощущая на себе взгляды присутствующих, — если бы только своих, то ничего, но так неудобно перед незнакомыми, — Майка передала Василию Ивановичу исписанный листок бумаги:
— Читайте сами!
— Как я тут разберу твои каракули?
— Прошу вас, товарищ секретарь, хватит уже насмехаться. Тут все разборчиво написано.
Василий Иванович углубился в чтение. И чем дальше читал, тем светлее и светлее становилось его лицо. Он даже заерзал на лавке, нетерпеливо скользя глазами по записи, наконец встал и, размахивая листком, взволнованно проговорил:
— Ура, товарищи! Живем теперь, как все хорошие люди.
— Что случилось, Василий Иванович?
— Да то, что и должно было случиться. Пришли наши посланцы в Москву, теперь мы имеем связь, братцы. Читайте… Ну, радист, выношу благодарность от всех нас!
В сообщении Советского Информбюро коротко рассказывалось об основных операциях партизанских отрядов Василия Ивановича, или товарища В., как он именовался в сводке. Записи прочли вслух несколько раз.
— Все точно до последней цифры. Как было в нашем отчете, так и подано. А меня, знаете, не на шутку тревожило это дело. Как-никак, живые люди пошли, славные парни. Неприятно, знаете, если там, скажем, никаких сведений о нас: делаем мы тут что-нибудь или не делаем, можно на нас надеяться или вообще и след наш простыл.
Листок переходил из рук в руки, и, когда он снова очутился у Василия Ивановича, тот, взглянув на него еще раз, неожиданно удивился:
— Однако что это означает? И вы от радости не заметили, и я проворонил. Тут в конце говорится о наших операциях за последние два месяца. Разгром гарнизонов, волостных управ, и спущенные под откос эшелоны, и взорванные мосты… все подсчитано и, признаться, очень точно. Но не это меня удивляет. Кто мог такие сведения переслать через линию фронта?
— Тут, батенька, нечему удивляться, — заметил Александр Демьянович. — Разведка наша работает и работает хорошо.
Читать дальше