— Дог? Это хорошо… Ну, ложись спать да не охай мне над головой…
Глухая тишина воцаряется в квартире. Только изредка зарычит спросонья дог. Видно, и псу снятся какие-то тревожные сны.
Бывший пункт по заготовке сена находился недалеко от улицы, на которой жил Заслонов. В каких-нибудь десяти метрах от дороги всегда стояли огромные стога заготовленного сена. Контора пункта была рядом с квартирой инженера. Немцы восстановили заготовительный пункт. Рядом с ним, на улице, постоянно толпился народ, приезжали и отъезжали подводы из разных деревень, приходили люди за получением квитанций на сданное сено. Обычно посетители заходили погреться и на кухню квартирной хозяйки Заслонова. Оставляли коней на ее дворе.
Еще с вечера Заслонова предупредили, что в воскресенье утром «привезут сено». Действительно на улице в воскресный день выстроился длинный обоз. Подъезжали и останавливались все новые и новые подводы. Из кухни доносились голоса крестьян-возчиков, которые зашли погреться, выпить воды. В коридорчике, отделявшем квартиру инженера от кухни, громко топали намерзшие валенки, поскрипывали сапоги. Люди заходили, выходили, обменивались скупыми словами о зиме, о морозе, о плохих мостах, которые дают себя знать.
Заслонов услышал чей-то стук в дверь своей комнаты. Когда он открыл, у порога стояло двое крестьян, один пожилой, другой помоложе. Оба одеты были в овчинные тулупы. В руках держали кнуты. У молодого через плечо свисала обыкновенная деревенская торба. Мохнатые бараньи шапки и высокие воротники скрадывали черты лиц. И хотя Заслонов был предупрежден Чичиным о приходе этих людей, он узнал их не сразу. Старший, сбивая кнутовищем снег с валенок, неторопливо проговорил:
— Вы уж извините за беспокойство… Не скажете ли вы нам, который теперь час?
Заслонов сразу узнал этот голос:
— Который час? Это мы сейчас скажем… Заходите, заходите же!
И когда за вошедшими закрылась дверь, радостно взволнованный инженер очутился в мощных объятиях Мирона Ивановича. Трижды расцеловались. Не выпуская его из объятий и ласково похлопывая по спине широкой ладонью, Мирон шутливо проговорил:
— Что ж это я? Так и покалечить можно человека моими усищами!
И уже, отдирая намерзшие на усах и бороде ледяные сосульки, он забрасывал Заслонова вопросами:
— Ну, как живем, инженер? Как работаем? Все на немецкие совещания ездим? Ну что ж, брат, ничего не попишешь, служба! Однако служба службой, а к этому Гансу в гости, смотри, особенно не напрашивайся…
— Как видите, Мирон Иванович, в гостях я не засиделся и, как мне кажется, почтенному Коху малость влетело за его слишком пылкие чувства к моей особе.
— Холера бы их взяла, всех этих гансов! Осточертели они мне, до того, брат, осточертели, что и сказать трудно. Однако хорошо, что мы встретились. Через связных не поговоришь по душам, да и не передашь через других того, что хочется порой сказать с глазу на глаз! Однако что ж это я… Познакомься вот с товарищем. Начальник разведочной группы штаба западного фронта…
— Капитан Погибка! — руку инженера крепко пожал молодой человек с живым лицом, которое совсем не гармонировало с довольно-таки мрачной фамилией. И щеки, и вздернутый нос были усеяны таким множеством веснушек, что когда на лицо его попадали солнечные лучи, оно вспыхивало, словно костер. Это впечатление еще усиливала золотистая копна волос, которая выбивалась из-под облезлой бараньей шапки.
— Погибка? — машинально переспросил инженер.
— Да ты не удивляйся его фамилии… — сказал смеясь Мирон Иванович. — Фамилия что надо: погибал человек и не погиб, — тут, брат, длинная история, некогда сейчас рассказывать. Одним словом, от фамилии этой фашисты гибнут, а не кто-нибудь другой. А нам это и нужно.
— Я не о том, батька Мирон. С капитаном Погибка мы давно знакомы. Еще когда я собирался сюда со своей группой, капитан нас кое-чему обучал в штабе фронта, он и в дорогу нас напутствовал.
— Ну, коли так, значит, все в порядке… А теперь давайте ближе к делу, наговоримся в другой раз, в лучшее время. Скоро обоз соберется в обратный путь, а у нас, как известно, отдельного выезда нет. Чем ближе к людям, тем лучше. Вот можем тебя обрадовать, что мы теперь говорим непосредственно с Москвой. У капитана есть подходящая рация. Выкладывай, инженер, как твои дела, что видел, что слышал в Минске?
Сведения, собранные инженером в Минске, о результатах диверсионной работы на всех железных дорогах за месяц, особенно сводки, добытые непосредственно из диспетчерского управления, очень заинтересовали Мирона Ивановича. Договорились безотлагательно передать их в штаб фронта и Центральный Комитет партии.
Читать дальше