Все это знал Кох, и это сдерживало его бешенство, вызванное неудачным допросом, на который он возлагал большие надежды. Рушились все его личные планы. Наконец, страдало самолюбие. Снова будет на него иронически поглядывать этот самовлюбленный Вейс, опять начнет говорить своим приятелям о мальчишеских, безрассудных поступках «этого невежды Коха», который в каждом человеке готов увидеть мифического дядю Костю. Конечно, про дядю Костю Кох сказал Заслонову просто так, чтобы напугать этого слишком самоуверенного человека. Какой из него дядя Костя, если большинство простых рабочих, как это известно гестапо, недолюбливают Заслонова? Опять же диверсии таинственного дяди Кости происходят на всей дороге — от Минска до самого Смоленска, начались они и на других железных дорогах. Стоит ли, в конце концов, кружить голову инженеру, приписывая ему такую выдающуюся, хотя бы и вражескую роль? Разумеется, этот инженер не без греха. Но прямых улик нет. Все, что рассказали о нем и Клопиков, и бывший работник милиции Слимак, имело отношение к прошлому Заслонова, о котором, кстати, он и сам рассказал, когда пришел на работу. Уже совсем спокойным тоном Кох проговорил:
— Видно, вам понравилась наша тюрьма, если вы ни в чем не хотите признаться.
— Нет. Откровенно говоря, господин комиссар, я предпочитал бы жить попрежнему в своей собственной квартире, не доставляя вам лишних хлопот и не отнимая у вас драгоценного времени.
— Что ж, это мы сможем обеспечить вам, если вы так же откровенно заговорите с нами о всех тех вопросах, которые нас интересуют.
— К сожалению, мне нечего больше прибавить к тому, что я уже сказал вам…
— Тогда я даю вам время подумать. Не захотите говорить добровольно, мы вас заставим.
— В ваши распоряжения я не вмешиваюсь, господин комиссар, — сдержанно произнес Константин.
— Еще этого не хватало!
Вызванные конвоиры увели Заслонова.
Кох чувствовал себя очень скверно. Чтобы как-нибудь избавиться от этого настроения, пошел проведать другие камеры. Тут он обретал душевный покой, самочинно допрашивая арестованных. Особенно грязной работы он избегал. Ее делали два здоровенных эсэсовца. Им помогали Семка Бугай и Слимак, которых Кох приказал перевести к нему для работы в тюрьме. Ему особенно нравился Семка. Это придурковатое животное, наделенное бычьей силой, доставляло Коху и его подручным-эсэсовцам настоящий отдых и что-то похожее на забаву. Семку заставляли делать разные гадости над заключенными. Тот все выполнял со своей придурковатой улыбкой, с неизменным «гы-гы», заменявшим ему обычный человеческий смех. Закончив свою «работу», вспотевший, приподнятый, Семка подходил к Коху:
— А теперь, господин начальник, папиросу мне, ту, что с золотом, гы-гы…
Кох давал ему сигарету и, следя, как Семка комкает ее толстыми, заскорузлыми пальцами, не в состоянии вынуть ее из портсигара, невольно с опаской поглядывал на эту звериную тушу, лишенную человеческих черт.
— Вы ему, господин начальник, из своих рук дайте, он вам весь портсигарчик сломает, — льстиво выступил тут Слимак, с лица которого никогда не сходило выражение растерянности и безграничной угодливости.
— А ты не в свои дела не лезь. Марш на место! — грубо одергивал его Кох. Слимак виновато отходил подальше и, придав своему лицу самое лютое выражение, занимался своим «делом».
Кох вернулся домой и собирался уже спать, отложив газеты и выключив радиоприемник. Вдруг зазвонил телефон.
В трубке послышался голос Вейса.
Без обычных приветствий Вейс сразу же перешел к делу.
— Простите, что поздно звоню, экстренная надобность. Я весь день разыскиваю инженера Заслонова. Оказывается, как меня уведомили совсем не из официальных источников, он находится у вас в тюрьме.
Кох сначала что-то невнятно промямлил, потом добавил:
— Да, инженер арестован мною как крупный преступник.
— Вы согласовали этот вопрос с господином советником восточного департамента железных дорог или в крайнем случае со мной, поскольку я исполняю обязанности и уполномоченного этого департамента?
Кох замялся, но тут же решительно ответил:
— Как вам известно, гестапо не нуждается ни в каких согласованиях.
— Это я хорошо знаю и не вмешиваюсь в ваши дела. Но насчет известной категории служащих у вас есть надлежащая инструкция. Я могу вам назвать ее номер, рекомендую прочесть. Но не в этом дело. Инженера Заслонова немедленно вызывают в Минск.
— Я не знаю, где ему хотелось бы немедленно быть. Считаю, что самым лучшим местом на сегодняшний день для него является тюрьма, если не что-нибудь похуже.
Читать дальше