Михаил Лыньков - Незабываемые дни

— Дядька Сымон, полицаи!

Остап не считал для себя полезным лишний раз встречаться с полицаями. Он схватил кожух, свою неизменную шапку и был готов уже броситься во двор, чтобы огородами пробраться к лесу, но Сымон схватил его за руку, прошептал:

— Поздно, брат! Прячься в кладовку! — и торопливо запер за ним дверь.

Полицаи были уже на дворе. Одни подходили к крыльцу, другие открывали ворота. Вскоре во двор въехало трое саней, на которых Сымон успел заметить станковый пулемет и понял, что полицаи куда-то направляются с серьезным заданием.

— Принимай гостей, Сымон, да коням там сена подбрось, да овса расстарайся: такая тяжелая дорога в эту метель.

— Куда это вас бог несет?

— После, Сымон, после, дай душу согреть с мороза, аж ноги затекли.

— Заходите в хату, заходите! А о конях не беспокойтесь, сыты будут.

Полицаи гурьбой ввалились в хату, захватили с собой и пулемет.

— Подбрось дровишек в печку, тетка Ганна, совсем окоченели!

Тетка Ганна не заставила гостей долго упрашивать себя, пошла хлопотать по хозяйству.

Сымон сновал по двору, ходил в сарай за сеном и, проклиная непрошенных гостей, вернулся, наконец, в хату.

— А ты, Ганна, приготовь что-нибудь людям, они ж с дороги.

— Да вы не беспокойтесь, дядька Сымон, у нас и своя фляжка есть, чтобы душу согреть. Мы не думаем у тебя долго задерживаться, вот только немного обогреемся и поедем дальше.

— Это уж ваше дело. Я людей не гоню из хаты, да еще в такое время. А ты, Ганна, дай там чего-нибудь людям, закусить Им ведь тоже надо.

Когда Ганна вошла в кладовку, чтобы взять там кое-что из припасов, Остап хотел уйти домой, но Ганна возразила:

— Обожди лучше, они — скоро. Разузнаешь, может, куда их чорт несет.

Хлопотала, металась Ганна. Вскоре на сковороде зашипело сало, испуская такой аппетитный аромат, что старший полицай не стерпел, стал раздеваться.

— Не на пожар спешим. Если-уж выпить, то по-людски, за столом.

Его примеру последовали и другие. Неудобно сидеть в хате в зимней одежде, от тепла так разморит, что начнет клонить к дремоте, того и гляди заснешь.

Хватили по первой чарке, попотчевали и Сымона.

— Знаменитая у вас, однако, водка. Чистая, как слеза, но на крепость, сказал бы я, деликатная.

— Что деликатная, то деликатная. Но от деликатности этой на дне одно горе осталось… Нет того, чтоб людям дать подходящую порцию. Гонять — так гоняют, а чтобы дать хороший харч — об этом не догадаются, — жаловался старший полицай. — А ты, начальник, не принимай это близко к сердцу. Служба — это служба. А горю вашему я помогу. Неси, Ганна, бутылку чего-нибудь. Да картошечки бы на стол, да огурчиков давай, капусту!

— Нам, брат Сымон, некогда у тебя засиживаться. Дело у нас, брат, очень серьезное.

— А дело не волк, в лес не убежит.

— Вот это ты, старый, верно говоришь. Чего ему убегать, если он, можно сказать, в лесу сидит. Еще, что ли, по одной?

— Кому охота считать, по первой или по второй? Коли душа принимает, незачем перечить ей, пускай летит ласточкой!

Выпили по второй, и по третьей, и по четвертой. Тетка Ганна не промахнется, во-время поставит лишнюю бутылку. А с закуской у нее свой порядок заведен: для начала можно яичницу или просто шкварки, а после какой-нибудь шестой или десятой можно обойтись и одной квашеной капустой — будут жрать, никуда не денутся.

А старший уже хвастается, фанаберится:

— Мы этих бандитов всех под ноготь! Мы вот позавчера одного повесили… Но упрямые, никак с ними не управишься. Одному нашему глаз выбил, а мне так саданул в пах, что еле богу душу не отдал. Ну, выпьем еще, что ли! Уж очень я не люблю на полдороге останавливаться. Сымонка, расстарайся там еще бутылочку.

Уж иные лежали вповалку на полу, кто в красном углу, а кто и под лавкой. Только старший и еще двое не сдавались. Старший то хвастал, то пробовал слезу пускать:

— Ты подумай, Сымон, как тяжело нашему брату живется. Кто вред причиняет, а ты в ответе, тебе — забота. Ему там хорошо в лесу на теплой печке отлеживаться. А ты из-за него не спи, слоняйся! Хорошо ему там, когда…

— Кому это — ему, начальник? — спрашивает Ганна.

— Да этому чорту старому, Остапу.

— Выпейте еще, начальник, выпейте на здоровье!

— Приказано взять его, в город доставить.

— Остапа? — удивляется тетка Ганна, стоя у печи. — Гляди ты, кажется, такой тихий и почтительный человек.

— О-о! Тихий! Их, тетка Ганна, тихих этих больше всего бояться надо. Знаем мы их!

— Видать, натворил что-то старый, если им так заинтересовались?