Захарий Захариев - Верность

— Ты не ушел с ними, сынок?

— Нет, мама, я останусь там.

В эту ночь они не сомкнули глаз.

— Послушай, сынок, — решилась спросить его мать, когда Горан рассказал о своей службе. — В газетах пишут, что ты американские самолеты сбивал… Это правильное дело?

Горан понял, что тревожило мать, что не давало ей покоя. И решил успокоить ее.

— Я поступил честно, мама.

— Но они же помогают России?

— Они убивали мирных жителей, женщин и детей.

— Это как же так? Они же должны воевать с фашистами, с армией. Немцы к нам не с добром пришли. Еще раз скажу тебе, сын: с Россией нас породнила кровь наших дедов и отцов. Поможешь России — и своему народу добрую службу сослужишь. Против русского не поднимай руки, сынок.

Она помолчала, села напротив.

— Обещай, сынок, что ты никогда этого не сделаешь.

— Обещаю, мама.

Горан встал. Ему было больно, оттого что он, уходя, оставлял мать наедине с тяжелыми думами. Ему и в голову не приходило, как мучительно переживает она вместе с ним каждый его шаг, каждый поступок. Он не часто писал ей, а встретившись, старался говорить с ней о пустяках, успокаивал ее, пытаясь рассеять тревожные думы. А она все понимает и ночью и днем думает о нем.

— Тебе не придется краснеть за меня, — говорил он ей.

— Теперь я спокойна…

Горан так и не уснул в эту ночь. Он разбудил братьев Тому и Симеона, которых мать уложила в другой комнате, и они до утра говорили обо всем, что волновало их в те тревожные дни.

Самолеты один за другим приземлялись на зеленой поляне, выбранной для нового аэродрома. Она уходила в долину, которая вела к берегу моря. Техники уже подготовили все для встречи эскадрильи.

Еще издали Горан увидел механика Тончева. Тот махал руками, показывая ему место стоянки. Горан выключил мотор, открыл кабину и сразу увидел перед собой залитое солнцем море.

Самолет Владимирова стоял рядом. Хозяина уже не было у машины. Тончев помог Горану снять парашют, как всегда, осведомился о работе мотора и принялся хлопотать около самолета — готовить его к новому вылету.

Летчики направились к единственному небольшому, но довольно оригинальной конструкции ангару. Они громко разговаривали, шутили, смеялись.

Горан шел рядом с Владимировым.

— Обрадовались, словно к теще в гости приехали, — полушутя-полусерьезно заметил он.

— А почему бы и не повеселиться? Море, курортный сезон, женщины! Ну что ты в самом деле, не человек?! — заявил Владимиров.

— Нас ожидает серьезная работа. Встреча в воздухе с русскими у меня не вызывает восторга.

Владимиров не унимался:

— Тут есть ресторан «Морское око». Жареная рыба, сунгурларское вино… — Владимиров прищелкнул языком.

— Да, это по твоей части. — Горан ухмыльнулся.

— Нет, здесь можно хоть иногда забыть о цели нашего приезда, о нашей великой роли. — Сказав это, Владимиров скользнул глазами в сторону Горана.

Горан решил его проверить:

— Хочешь забыться, потому что боишься?

— Какой к черту страх! Русские самолеты-разведчики для наших «мессеров» будут легкой добычей. Но мне нелегко будет стрелять в русских!

— Да, русские большие мастера воздушного боя. Иметь такого противника… Э, да что тут говорить… — Горан не хотел продолжать разговор, и Владимиров это понял.

Рядом с ангаром возвышалось двухэтажное здание, на первом этаже которого размещалась столовая, на втором — метеорологическая станция. У стены, со стороны входа, из медного желобка стекала вода в луженый тазик — своеобразный водопровод.

Комендант, авиамеханик и метеоролог олицетворяли жизнь аэродрома. Единственным транспортом, предоставленным им, была рыжая кобыленка, запряженная в двуколку. Темп жизни аэродрома только еще складывался, и эти трое тружеников ни на что не жаловались. Больше других был занят метеоролог Стоянов (его почтительно называли все «бай [1] Бай — уважительно к старшему по возрасту. — Прим. ред. Стоян»), В его обязанности входило принимать и передавать в назначенное время метеорологическую сводку. Бай Стоян был родом из этих мест. К научному определению погоды он прилагал и свои знания местных примет и редко ошибался в предсказании погоды. Сухопарый, высокого роста, он часто становился предметом шуток. «Как там погода, в верхних слоях?» — спрашивали его любители пошутить и заливались смехом, поглядывая на него снизу вверх.

Он не сердился и только, если уж кто особенно надоедал ему, выходил из терпения и кричал: «Изменчива, как твоя невеста!» — если обидчик был холост, или: «… как твоя жена» — если он был женат.