Георгий Караев - 60-я параллель

Честь и счастье «вспорхнуть и полететь» к партиза нам выпала на долю причисленного к штабу БУРа писателя Жерве. Обрадовался он этому невыразимо. Несколько дней он ходил такой гордый, точно его представили к боевой награде. И вокруг, и в Лукоморье, и в Ленинграде все ему завидовали: вот кому повезло!

Всё шло так хорошо, и вдруг...

Интендант Жерве дождался, пока на заспанном лице буфетчицы забрезжила, наконец, первая дневная улыбка. Он попросил чаю и некоторое время спустя получил его. «Да куда вам спешить? — приветливо спросила его, однако, девушка. — Погодка сегодня — пассажирам не на радость... Товарищи летчики, те, конечное дело, не горюют... Что же, на «Дугласе» — облака пробивать, что ли? Да и облачность мощная — тысячи на две, пожалуй, будет...».

Было очень заметно, что миловидная девица эта является, в глубине души, старым воздушным волком...

Жерве пил горячий, пахнущий веником настой. Время от времени в вокзальный блиндажик заглядывали хмурые люди — пассажиры. Их било бессильное нетерпение. И небо и земля равно удручали их. Они сердито рассказывали жуткие истории о непогодах, которые тянутся неделями, об аэродромах, утонувших в снегу на метры, о пешеходах, прибывающих по месту назначения куда скорее, чем воздушные путники...

Другие были полны иронии и яда. Множество раз повторялась известная злая эпиграмма, утверждающая, будто порядок кончается там, где начинается авиация. Ехидство «земных» людей дошло до предела, когда в помещение вошел щупленький лейтенант, про которого кто-то сказал, что это синоптик. Кто-то другой тут же пояснил, что слово это переводится на русский язык, как «ветродуй».

«Ветродуй» сел к столу и, не обращая никакого внимания на ядовитые шуточки, начал преспокойно гонять чай со сгущенным молоком. Погода его, видимо, совершенно не волновала, к чуть светлеющему окну он равнодушно поворотился спиной.

В тесном помещении крепко надышали, накурили... Слышался неопределенный гул разговоров; было тепло. Несколько разморенный всем этим Лев Жерве незаметно для себя задремал сидя.

Почти сейчас же он проснулся. Командир авиабазы усердно тряс его за плечо.

— Что же вы тут, товарищ писатель? Мы вас у зенитчиков ищем, у истребителей, у нас, а вы... Лететь-то не передумали?

— Как передумал? — сон сразу соскочил с Жерве. — Почему? Да я сюда нарочно перешел, чтобы меня уж никак не забыли...

— Зернов, слышишь? — спросил командир, адресуясь к маленькому человеку в великолепных пимах и с огромным острым носом; человек этот весьма неспешно получал у буфетной стойки пачки папирос «Звездочка». — Соображение, не лишенное оснований! Знакомься! Тот товарищ, которого повезешь без вывала... А это — Ганя Зернов, ас из наших асов! С ним поедете, как в такси...

— Такси — к чорту на рога! — глухим баском ответил маленький. Нагромоздив груду коробок на столе, он одну за другой запихивал их в карманы комбинезона. — Раньше летали? За комфорт не ручаюсь, стюардесс с собой не вожу... Машину не пачкать! Ну куда, скажи, Антоша, я их рассую?

— А кто тебе велит жадничать? Взял пяток пачек, ну, шесть... Что ты — киоск табтреста?

Большой треугольный нос летчика повернулся к начальнику с явным негодованием.

— Пять, пять! .. — окрысился Зернов. — Ты что? Не слышал, что вчера передавали? Степанову голову гитлеры тоже оценили. Пять тысяч марок! Я — как обещал: по сотне папирос за тысячу марок, не больше! Куда только я их дену теперь? Что значит, «какого Степана»? Вариводы, начштаба Архиповского...

Он уперся озабоченным взглядом в стеганую ватную телогрейку Жерве и внезапно просветлел.

— Писатель? — не без задней мысли проговорил он. — Жерве? Гм... Что-то не приходилось... Толстого читал, Тургенева — тоже... Жерве? Не припомню! .. Но в таком виде, Антось, я его никуда не повезу. Комбинезон же ему надо... Комбинезон, с карманами... У меня в накладной не сказано: «писатель средней упитанности в мороженом виде», Архипов не примет! Выдавай ему нормальный комбинезон... А это, — он указал на оставшиеся пачки, — в карманы... Пишущую машинку не везете? Мудро: всё равно бы не взял! Давай, давай, Антоша, не тяни душу... Лететь пора...

Жерве очень удивился:

— Лететь? Сейчас? А... а погода?

Носатый человечек, прищуря один глаз, оглядел его.

— А у вас талон на солнышко-ядрышко? На синее небушко? Нет уж, знаете! Это уж пускай умные по солнышку летают; нам с вами загорать не приходится! На здешней службишке я, товарищ работник пера, вообще порхать по воздусям разучился... Мы всё больше лыжами по землице скребем, вот как... Ну-с, прошу, за товарищем начальником... Пока он вас в человеческий вид приведет, я свой примус поднакачаю... Эге-ге! А табачок, табачок-то, что же? Забыли?