Георгий Караев - 60-я параллель

— Слушай, майор, — нахмуриваясь проговорил комполка, — что же получается? Похоже, что, кроме Ленинграда, они наши места еще в особицу решили окружить?

Да, выходило именно так. Но майора Слепня смущало не только это. Тревожило его еще одно обстоятельство.

Карта ясно и четко отвечала на «большие вопросы», которые относились к положению на нескольких соседних фронтах. Но она начинала невнятно бормотать что-то путаное, лишь только дело заходило об обстановке, непосредственно близкой. Тут события развивались столь стремительно, дислокация частей благодаря непрерывным атакам и контратакам менялась так неожиданно быстро, фронт приобрел такую малую устойчивость и определенность, что начштаба помрачнел, едва его взгляд упал на окрестности Лукоморья.

Действительно, это положение никак не могло его удовлетворить. Не успеешь нанести данные сводок и разведки на карту, как они уже оказываются устаревшими. Вчера деревня захвачена врагом — сегодня она снова наша. Высотка утром была в одних руках, к полудню всё переменилось. Летчики, уходя на боевое задание, тщательно переносили на планшеты последние новости, а возвращались смущенные, полные недоумения: всё не так, всё по-новому!

Это очень путало, мешало. Хуже того: первое правило штабной работы — не верь слухам; а теперь дошло до того, что иные слухи опережали штабную информацию и подчас оказывались правильными, хотя верить им было еще недавно просто нелепо.

Гитлеровцы, верные своей затверженной тактике, по-прежнему старались как можно глубже врезаться в наш тыл: быстрота продвижения всё еще обольщала их. Но в то же время наши части с каждым днем всё лучше осваивались с приемами врага. Такие, недавно страшные, слова, как «мешок», «окружение», «обход», перестали смущать кого-либо. Всё чаще и всё крепче контратакуя, мы уже не боялись фашистских прорывов. Людям делалось всё понятнее, что, даже очутившись за линией вражеского фронта, можно принести вред врагу и пользу нам, если не растеряться. Попадая в немецкий «мешок», они теперь спокойно закладывали круговую оборону, решительно пробивались к своим или столь же уверенно переходили на время к партизанской тактике.

Поэтому продвижение врага стало замедляться. Фронт неожиданно останавливался, топтался по нескольку дней на месте, кое-где даже возвращался вспять. Вся «обстановка», нанесенная на карту, начала дрожать и расплываться перед глазами, как мелкий шрифт, когда майор Слепень пытался читать его без своих ненавистных очков.

— Так! — проговорил подполковник, выслушав сообщение своего начштаба. — Работать в таких условиях трудно. Какие предложения у вас есть?

Майор помолчал. Предложение у него было, но даже у него самого оно вызвало некоторое сомнение. До сих пор данные фронтовой, армейской и других разведок вполне удовлетворяли. Теперь этого нет. Так почему бы не попытаться...

Словом, майор Слепень просил разрешения ему лично на штабной легкой машине произвести рекогносцировочный полет над ближайшими участками фронта и в тылу у противника, примерно от древней крепости Копорье на западе и до Ладожского озера на востоке. Три-четыре часа полета... Такой полет незамедлительно прояснит картину.

Выслушав, подполковник Гаранин задумался.

— Проще говоря, — заметил он несколько мгновений спустя, — вы предлагаете организовать свою собственную службу разведки... Но тогда почему не поручить разведку экипажам боевых машин?

— Товарищ подполковник! — тотчас же воодушевился Слепень. — Это не выдерживает никакого сравнения. Что нас интересует? Мелкие детали, почти незримые подробности этого клубка событий. Ну, а что может заметить истребитель, на большой высоте, при своей неизменно огромной скорости?

Подполковник, чуть прищурясь, смотрел на своего начальника штаба. С каждым днем всё больше нравился ему этот майор.

Верный человек, крепкий товарищ! Но в данном случае правильное ли у него решение? По складу характера Слепню «трудно сидеть» на земле. Его всё время тянет в воздух. Он спит и во сне видит вырваться поближе к линии фронта, глотнуть порохового дыма, побывать если не в самом бою, так хоть в том поле сил и напряжения, которое распространяется, постепенно затухая, от него во все стороны. Это ясно. Так не этим ли объясняется и его идея? Каждый такой полет связан с риском и риском немалым. Беззащитный, слабый «У-2»! В воздухе. И — где? Над тысячами зениток, в зоне действия сотен вражеских мессеров.