Альберт Зарипов - Дембельский аккорд 1

Как мне рассказали, этим летом перед возвращением в Ханкалу бережливый и очень рачительный «пан майор» Каменнюка решил забрать с собой обратно мину ОЗМку, которую он лично установил на подходах к месту забазирования… Чтобы перекрыть опасные направления… И потом ему эта же мина понадобилась вновь… Но снимать её собственноручно Каменнюка не пошёл, а отправил этого разведчика… Который даже не был минёром… В конечном итоге… От малоизвестного мне русского солдата остался лишь один правый ботинок… Который и привезли в батальон… Чтобы затем в казённом цинковом гробу и вместе с дополнительным песчано-гравийным балластом отправить домой…

И этот каменнюкинский тост… «За солдата!»… Лично мне показался не только кощунством над памятью погибшего по его вине разведчика… Не только глумлением над ни о чем не подозревающими родителями покойного… Но и откровенной издёвкой над всеми здесь присутствующими российскими офицерами и прапорщиками… Мол, хоть вы все и знаете отлично про этот случай, но никто из вас даже не осмелится возразить мне — заместителю командира батальона, а тем более не выпить!.. Так ведь?!.. Вот то-то же…

А может быть это ставший привычным цинизм нынешнего бытия… Когда все дружно делают вполне приличный вид… И ничего они не знают… И ни к чему они ни при чём… Так… Просто находились рядом… Ну, слышали о чём-то… И что с того?!.. Подумаешь!..

«А ведь и ты встал со всеми! И выпил!.. Приспособленец… — стало уличать меня какое-то внутреннее чувство, которое впрочем тут же получило должный отпор от другого своего сородича. — Я мог бы отхлебнуть и компота! Для создания видимости… Но я выпил горькую водку… За память о том самом солдате!.. Так и не вспомню его никак…»

Такая двойственность не так уж и редка… Внешняя невозмутимость и благочинность — с одной стороны… А с другой… Внутренние сомнения, безмолвные упрёки в лицемерии… Или же откровенные угрызения совести по поводу печальных итогов негласного двурушничества… И сообщничества…

Ведь нас столько долгих лет старательно приучали «не высовываться»… Да и теперь… Современная жизнь устанавливает свои более жёсткие и очень жестокие правила… И подавляющее большинство так старательно пыталось соответствовать такому модному образцу нового россиянина… Беспощадного и безжалостного, жадного и циничного, хитрого и наглого… Эдакого завуалированного зверя, уже заклеймённого дьявольским знаком!..

Лично меня такие твари уже успели хорошенько погрызть… И всё же я не стремился уподобиться им… Пусть мне живётся гораздо труднее, но зато я не собираюсь выстраивать своё карьерное благополучие за счёт чьих-то жизней…

Пора было уходить, чтоб не потянуло дальше… Заметил удивлённый взгляд Юры в тот момент, когда я медленно выбирался из-за стола, осторожно переступая через лавку… И мне пришлось объясниться…

— Я в карауле! Поздравляю!

Ответный кивок головы именинника оповестил меня о полном понимании данного служебного обстоятельства.

На этом все формальности были соблюдены и я с облегчением покинул разгоревшееся застолье. Пора было и честь узнать… Уже в караульном помещении я доел прихваченный с этого праздника жизни спелый банан и закинул шкурки в пылающую печку. На обратном пути я сильно продрог в одном камуфляже и теперь хотелось согреться у жаркого огня. В открытую дверцу иногда выскакивали длинные языки пламени и совсем немного дыма да шальных искр. Согрев ладони, я энергично растер ими руки и затем вернулся за свой столик.

На освободившееся место у печки тут же подсел караульный из бодрствующей смены и закинул в топку толстое полено.

— Зачем? Там ещё те не прогорели? — равнодушно сказал я расточительному истопнику.

— Углей будет побольше… — ответил он, захлопнул дверцу и обернулся ко мне. — А можно вопрос, товарищ старшнант?

— Ну, давай…

Вообще-то я уже раскрыл свою офицерскую сумку и даже достал из неё тетрадь, чтобы сейчас заняться письмом. Но его можно написать и попозже…

— А вы случайно не знаете, сколько наших солдат погибло в Чечне? — спросил караульный.

Этот вопрос сейчас интересовал очень многих… По средствам массовой информации вперемежку с репортажами об очередных зверствах российских военных по отношению к мирному чеченскому населению передавались документальные видеосъёмки со взрывающимися танками и БМПешками, на фоне которых встревожено-обрадованные дикторы сообщали о неисчислимых потерях «федеральных войск»… Стремление журналистов к независимости и самодостаточности уже перехлестывало через край. Они уже воображали себя глашатаями всемировых телеинформационных сетей, для которых ужасающая российская действительность является всего лишь очередной картинкой со звуком… Хотя все они по-прежнему сидели в своих студиях всё на той же Останкинской телебашне…