Валерий Киселёв - Разведбат

Евгений Липатов, старший разведчик-пулемётчик на БРДМ:

— Ничего нам не говорили, против кого едем воевать. Я и не думал, что мы в Чечню попадём. Когда в речном училище учился, смотрел фильм «Чистилище», тогда и узнал, что это за война была. Приходилось разговаривать с ветеранами той кампании, у меня знакомый был там с милицией, в Гудермесе стоял, им всё видео трофейное показали, чтобы визуально представляли, с кем воевать. Нам же ничего не показали.

Валерий Олиенко, командир отделения управления 2-й разведывательной роты, старшина:

— А куда нам еще можно было ехать? Только в Чечню. Одно название батальона само за себя говорило. Вперёд и с песней. Кто-то если и не понимал, то догадывался. Когда поехали, было ясно, что в Чечню — к бабке не ходи.

Андрей Мещеряков, разведчик-пулемётчик:

— Настроение у всех в дороге было хорошее. До Моздока ещё не понимали, куда едем. Все ходили в вагоне расслабившись, курили. Вообще не задумывались, ехали себе и ехали. Перед большими городами останавливались, ждали ночи, потому что в эшелонах была боевая техника. Ночь наступала — города проезжали.

В центре России люди не понимали, что скоро война, а чем ближе к Чечне, в Ставрополье — было много случаев, когда жители на остановках подбегали к нам с узелками, пакетами с едой, с арбузами. Мужики нам кричали: «Сделайте их, ребята!». В Моздоке, когда разгрузились ночью, закурили, вдруг старшина подбегает: «Вы что? Здесь только вчера их снайпера работали!»…

Андрей Бирюков, начальник штаба батальона, майор:

— Когда ехали колонной через Моздок, на тротуаре стояли люди, приветливо махали нам руками. Помню 17-летнюю девчонку, бросила нам на БМП цветы, засмущалась и убежала. Наверное, люди понимали, что мы едем в Чечню не дрова колоть.

Александр Соловьёв, командир разведывательного десантного взвода, старший лейтенант:

— Я батальон нагнал в Моздоке, они уже выгрузились. А ехал с тыловиками. Они не понимали — куда, зачем едут, они и меня не понимали. Знали, что я с десантной роты, говорили мне: «Куда ты едешь? Нам-то ладно: водку пьём и всегда при тушёнке». Относились ко мне как к нездоровому человеку. У ОБМО (отдельный батальон материального обеспечения — авт.) уже в дороге были потери. Один офицер перепил и застрелился, другой, боец, полез за тушёнкой, его током убило.

Ехали через Ставропольский край — нас встречали тётки с пакетами, котомочками, и как начали швырять в нас! Сначала думал — гранаты полетят. О, водка, самогонка! Картошка, помидоры… Бежали бабуськи, кидали узелки с яйцами, бутылки с молоком. Я смотрел на это, и у меня текли слезы. Эти люди — они знали, что у них под боком творится, их детей воровали и им же продавали. А мы ехали и сначала ничего об этом не знали!

Я даже не представлял, каких размеров Чечня. Спрашивал у друзей: «Какая она — Чечня? А карта есть?» — «Нет, где её взять?». Карт не было вообще, ни туристических, ни военных, вообще никаких. Я ехал — не видел ни разу на карте Чечни. Я это разумом не понимал, как можно так воевать, а душой принимал, потому что мой дед также воевал. Штык и винтовка — и всё. Что сказали то и делай. — «Уря-уря!». В принципе все войны одинаковы — так же стреляют, так же голодают, те же пленные, те же военные ошибки. Есть враг, полувраг и друг.

Цели операции не понимал. Но знал, что началась серьёзная война. Слышал о первой кампании, что это была бойня, продажность, братоубийство, полк шёл на полк, были чудовищные ошибки, политические разборки, в которых страдают прежде всего солдаты. Бойцы вообще ничего не знали. Война и война… Родина в опасности, и если не мы, то кто? Знали, что там несколько хорошо вооружённых банд, и всё — больше вообще никакой политработы. А чего хотел чеченский народ? Моральной и психологической подготовки к операции — вообще никакой не было. Я ехал и знал, что страну спасать нечего, страна не погибнет. А вот конституционный строй действительно висел на волоске. Это как детонатор: если бы не справились с Чечней, волна пошла бы дальше, на весь Кавказ. Дойдёт до детонатора, и хлопнуло бы так, что всё посыпалось. Россия бы осталась, но нас бы на 50 лет откинуло назад. Только сейчас я это понимаю. А тогда Россия — этот колосс — был непоколебим.