Федор Залата - Он сделал все, что мог

— Ладно, Богдан, не хочешь, как хочешь. Очень жаль. Да не смотри ты на меня, как на Гитлера. Да, я уже дал согласие. Мне так надо. Понимаешь, надо. И я хочу чтобы ты знал, где буду я. Может, еще пригодимся друг другу.

Руденко еще какое-то время вглядывался в Козорога, но глаза его вдруг потеплели, и он сказал:

— Я, кажется, начинаю кое-что соображать. Говоришь, надо?.. Так ты потому и в это дерьмо полез что «надо»?.. У меня братуха в разведке, так что я… А не ошибаюсь?.. — Козорог молчал, давая Руденко полностью высказаться. — Кажется, усек. А я, понимаешь, уже о тебе думал: ну и сволочь, «национальный герой!» Извини. Да, трудная у тебя боевая задача.

— Тихо. Так что, Богдан? Решился?.. Ты бы очень пригодился для важного дела.

Руденко нахмурился, подумал, потер затылок, затем сердито звякнул орудийным замком.

— Нет, Рома, это не по мне. Я не такой, как ты. У меня слабые замки, это мне еще братуха говорил. «Огонь!», «в атаку за мной» — это по мне.

— Если замки слабые — не годится, — сказал Козорог. — А сейчас они выдержат?

— Насчет того, что ты мне сказал?

— Я тебе ничего не сказал. Я только про школу пропагандистов.

— Понял. Выдержат, Роман, не беспокойся.

— Тогда прощай. Здесь мы с тобой больше не встречаемся. Так, может оказаться, для тебя будет лучше.

— Умереть или победить, Рома, — пожал протянутую руку Руденко.

— Победить, Богдан, только победить. Во всяком случае сделать все, что можем, для победы.

— Удачи тебе, Рома. Завидую и жалею, что я не такой. Я тоже здесь долго не задержусь. Если бы не ты — я бы уже рванул.

— Богдан, уцелеем, в случае чего я скажу, почему и как ты оказался в этом дерьме.

— Понял. Но я и сам от него очищусь, можешь не сомневаться. Ну, ни пуха, ни пера!

— К черту. Смотри, Богдан!

— О чем ты?

— О замках.

— Валяй, — обиделся Руденко. — Вопрос закрыт. Крышка. А теперь каждый свое.

— Крышка-покрышка? — Козорог усмехнулся: ему вдруг припомнился Никон Покрышка и как он, навестив его в медсанбате, скаламбурил: «Делу Покрышки — крышка».

— О чем ты? — спросил Руденко.

— Да это я так. Ну, бывай, Роман.

Примерно в то время, когда Роман Козорог готовился в Москве отправиться в тыл противника с чрезвычайно важным и чрезвычайно секретным заданием, примерно в то же время, что будет установлено гораздо позже, Никон Покрышка едва снова не угодил под трибунал: находясь в госпитале на излечении, он, дабы оттянуть время отправки на фронт, посыпал свои раны солью, не давая им заживать, но доказать это тогда не удалось: в столовке случайно просыпал соль на мокрый бинт, вот и все.

Разбудили ночью, приказали полностью собраться, и ночью же выехали. В крытом кузове грузовика оказалось шестеро: русский старший лейтенант, который присутствовал при вербовке, Роман Козорог, Сережа Мамочкин, Бордюков, Житков — «Туз червонный» и еще какой-то незнакомый сержант. Молчали и только чертыхались, когда машину слишком подбрасывало на ухабах. Ехали долго, кругом — заснеженный лес. Пересекли Днепр и в город въехали через древние ворота. Это был не город — его труп, его прах; обгоревшие стены, печальные руины, светили ребрами покалеченные соборы, на улицах — никого. Иногда машину останавливал патруль и объяснялся с сидевшим в кабине Фишером.

Пересекли город, снова выехали на окраину, свернули куда-то, проехали еще немного, снова остановились — очередная проверка документов. Наконец, старший лейтенант сказал:

— Приехали. Вылезай.

Было прохладно. Свежий ветерок еле заметно шевелил ветви деревьев.

Козорог, уже совершенно окоченевший в тонкой шинелишке, с удовольствием выпрыгнул из кузова, огляделся. Два длинных дома, напоминавших бараки, гаражи — все это обнесено колючей проволокой, вроде бы концлагерь, но люди ходят свободно. В советской форме, с советскими погонами, правда, на шапках-ушанках нет звездочек.

Так и должно быть, об этом ему говорили еще в Москве.

— Следуйте за мной, — старший лейтенант повел их к дому-бараку, стоявшему чуть поодаль. В темном коридоре дневальный по-русски козырнул и отрапортовал, что подразделение находится на зарядке. Точь-в-точь, как в советских казармах.

— Разместите пополнение и передайте Волобуеву — экипировать. Фуфайки, а то в этих шинелишках… — распорядился старший лейтенант. — Устраивайтесь, товарищи, приводите себя в порядок и — завтракать. Не удивляйтесь, здесь нет господ, здесь все товарищи. Привыкайте.

Комната — длинная, в ней не менее сорока коек, заправленных синими байковыми одеялами, возле каждой тумбочка и табуретка, стены густо оклеены почти голыми вырезанными из журналов девицами.