Валерий Валико - Волчья стая

Построенный на британской верфи в 1907 году, ледокол имел водоизмещение в 1383 тонны, был вооружен двумя 76-мм орудиями, парой «сорокапяток» и несколькими «эрликонами». Экипаж корабля состоял из тридцати двух краснофлотцев, под командованием старшего лейтенанта Анатолия Алексеевича Качарава. Это был опытный судоводитель, в совершенстве владевший искусством плавания в арктических широтах.

На Диксоне ледокол принял груз строительных материалов, оборудования и продовольствия, необходимых для строительства метеостанции на островах Северной Земли, группу военных синоптиков, предназначенных для работы на ней, а также бригаду строителей. Всего на борту находилось сто десять человек.

Море встретило корабль низкой облачностью, густым туманом и штормом, в связи, с чем командир усилил верхнюю вахту и сам не покидал ходовую рубку корабля.

На следующий день метеообстановка улучшилась, и старший лейтенант спустился в кают-компанию пообедать. Однако настроение у него было мрачное. В последнее время в Баренцевом и Карском морях отмечалась повышенная активность немецких подводных лодок, а отбункеровавшийся на Диксоне ледокол немилосердно дымил, оставляя за собой жирный шлейф дыма. По этому поводу он даже сделал внушение сидящему напротив, за столом механику.

- А что я могу сделать? - развел тот руками. - Машина у нас старая, а уголь далеко не кардиф.

Впрочем, после горячего наваристого борща и макаронов по-флотски, настроение командира улучшилось, и он даже похвалил буфетчицу.

- Справедливо,- прогудел допивавший компот механик. - Хороший кок на судне, большое дело. Вот был до войны у нас случай, в Соломбале. Я тогда механиком на сейнере ходил. И был там поваром татарин - Муса. Все на камбузе пасьянсы раскладывал.

Как ни зайдешь, сидит и над картами маракует. Мы с ним замучились - как только обед, ничего не готово.

- Муса! - кричат ему ребята, - где жратва?

А он, - чичас! - и ноль внимания.

- Те торопят, - давай обед, нам на вахту!

- Э-э, вашу маму, - шипит Муса, бросает карты и начинает шуровать на камбузе.

Через полчаса выглянет из раздатки и прорычит, - на первий зуп - кречка , на второй кащя - кречка! Забирай дарагой!

Так мы и питались всю путину: «зуп-кречка, кащя-гречка» или «зуп-пщенка, кащя-пщенка», думали совсем дойдем до ручки. Заставить приготовить что-нибудь другое, кока было невозможно.

Ну, ребята озлились и решили его проучить. На подходе к базе сговорились и намочили уксусом бумажки в гальюне. Утром Муса наведался туда и через пару минут, вылетел как метеор. Вломился на камбуз, заперся и взвыл не своим голосом.

В чем дело? - удивились парни и кулаками в раздатку. Тот ее открывает, и, придерживая штаны руками орет, - а-а цволич, билат, зарэжу!- а потом плюхается казенной частью в лагун с водой. Ржали мы все до упаду. А как только пришвартовались, Муса забрал свой паспорт у помощника и ходу. Даже расчета не взял.

Видя, что его байка понравилась, механик крякнул и хотел было начать другую, но в это время старшего лейтенанта срочно вызвали на мостик.

- Лево шестьдесят, неизвестный корабль, - встревожено доложил старпом.

- Что за черт? - пробормотал Качарава, вскидывая к глазам бинокль, - здесь не должно быть никаких судов.

Между тем, на смутно виднеющейся вдали громадине, заработал ратьер.

- Читай! - бросил старший лейтенант вахтенному сигнальщику.

- Ничего не пойму, товарищ командир, какая-то «абра-кадабра», - произнес тот, напряженно всматриваясь в быстро чередующиеся вспышки.

- Радист, - приказал по переговорному устройству Качарава, - немедленно свяжитесь с Диксоном. Запросите наличие судов в этом районе.

- Товарищ командир, связь затруднена, корабль нас глушит, - доложил через минуту радист.

- Все ясно, - скрипнул зубами Качарава. - Это немец. Старпом, боевая тревога! Орудийные расчеты наверх!

Напряженную тишину в рубке разорвали колокола громкого боя и грохот матросских сапог по трапам.

Неизвестный корабль выбросил белесую шапку дыма, взял курс на «Сибирякова» и через секунду над его рубкой с шорохом пронесся первый снаряд.

В ответ ударили орудия ледокола.

Неравный бой длился недолго. Несколько, последовавших за пристрелочным выстрелом залпов крейсера, разрушили сначала носовые, а затем и одно из кормовых орудий советского корабля. На палубе взорвались бочки с бензином, и начался пожар. Подойдя на расстояние в двадцать кабельтовых, рейдер принялся расстреливать ледокол практически в упор, не обращая внимания на его ответный огонь, ведшийся из оставшегося орудия и зенитных пулеметов.