Вальтер Хартфельд - Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943

— Они также нуждаются в навязывании нам боя, так как чувствуют, что в данный момент могут позволить себе все, что угодно. Им невозможно устроить ловушку в Алешенке. Деревня сильно охраняется и прикрывается из Яролишева, но, полагая, что мы выйдем из урочища Праня, они также будут передвигаться. Нужно, следовательно, без устали их преследовать, нападать на них на первой же остановке на их пути. Но будь осторожен, они хитры и очень часто минируют дороги, которые прошли. Мобилизуй все ресурсы, создай систему посыльных, способных за ними наблюдать. Кроме того, пусть пройдет несколько дней, сейчас они слишком осторожны.

На следующий день Гайкин набросал план, и Яковлев внимательно изучил развернутую перед ним карту.

Теперь надо их выгнать, этих ублюдков, и именно гарнизоны укрепленных пунктов помогут партизанам.

1 января Клаус вернул коммандос в Алешенку, несмотря на сарказм Хайнца, который находил, что 1 января или другое число не то время, которое предназначено для того, чтобы помнить о нашей способности делать что-то другое, кроме войны.

1943 год начался под аккомпанемент снежной бури небывалой силы, и часовые жались к домам, потому что ледяной порывистый ветер пронизывал людей насквозь.

Более недели коммандос оставались в Алешенке, обеспечивая с большим трудом лишь ежедневное сообщение с Яролишевом. Единственный инцидент этих дней был связан с Хайнцем и одним из братьев Ленгсфельд. Этот последний, когда нес караульную службу рядом с конюшней, оставил свой пост, чтобы встретиться с одной женщиной. По возвращении он обнаружил пропажу пятерых животных.

Хайнц, не любивший налагать взыскания, связанные с нарушением устава, обошелся тем, что ударил провинившегося солдата кулаком. Потом протянул Вольфгангу руку и помог ему подняться:

— Умойся… болван, и побегаем вдвоем, чтобы найти лошадей.

Вольфганг покачал головой и рассмеялся.

Через час они уже блуждали под ледяным ветром. Подобие серебристого пара искажало видимость, расстилалось по полям и делало деревья и дорогу нереальными. В этом молочном тумане было трудно обнаружить следы лошадей. Но именно Вольфганг их засек. Они тянулись прямо на запад к лесу. Кто-то, должно быть, приложил немалые усилия, чтобы заставить лошадей покинуть теплую конюшню и бежать по такому холоду.

Два егеря ходили уже целый час, когда ветер усилился. Следы копыт становились все более и более неприметными. Но Хайнц из-за раздражения, гордости или упрямства решил продолжать поиски.

Снежная буря налетела на них в считаные секунды. Когда стало невозможно двигаться вперед, спотыкаясь и вслепую, Хайнц различил серое пятно ельника. Напрягая мышцы, он направился туда, таща за собой своего компаньона. Когда они одолели последние метры и Хайнц нащупал руками в перчатках ствол первого дерева, он буквально обрушился на него.

Это было ненадежное прибежище, но все-таки прибежище. Переведя дух, они начали рыть неверными движениями укрытие в снегу. Потом наломали несколько веток и, обессиленные, рухнули на дно своего укрытия.

В короткое затишье они услышали прямо перед собой скрип шагов на снегу. Затаившись, немцы выжидали.

Порыв ветра невероятной силы, казалось, прошелся метлой по подлеску. В десяти метрах от себя Хайнц заметил русского, который с трудом тащил другого человека, раненного. Поколебавшись доли секунды, русский направился к немцам. Словно безумствуя, буран снова налетел на подлесок. Хайнц коснулся раненого, не видя его тела, потом рук, которые несли того. Собственные руки Хайнца схватили русского за плечо, втаскивая в убежище. Не говоря ни слова, раненого уложили на дно, в то время как три здоровых мужчины лихорадочно увеличивали пространство убежища.

Когда все четверо приютились один подле другого, Хайнц не удивился, когда увидел, что русский здоровяк тщательно укладывает рядом с собой автомат.

Вольфганг пожал плечами. Раненый застонал.

Сморщившись, Хайнц пошарил в карманах и, вытащив индивидуальный перевязочный пакет, протянул его партизану. Тот покачал головой:

— Он не ранен… Это городской человек, и, мне кажется, он напуган… Нужно подождать… Однако этот буран слишком свиреп.

Вольфганг пустил по кругу свою флягу со шнапсом. Русский вытащил из куртки внушительный кусок сала. Хайнц предложил сигареты.

— Меня зовут Ковалев… Его имени не знаю.

— Я зовусь Простом, а это — Ленгсфельд.

— Мы можем погибнуть… Я не помню такой ужасной бури.