Клауса больше всего раздражал мягкий и дружелюбный тон, которым его похитители разговаривали с ним всю долгую дорогу. Он попросил развязать его и обещал вести себя смирно. Но партизаны сказали, что ничего нельзя сделать: они подчиняются приказу.
Когда прибыли в партизанский лагерь, день уже занялся. С прежней предупредительностью Гюнтера отвели в землянку. Его наконец развязали, и, отчаянно жестикулируя, чтобы усилить кровообращение в онемевших членах, врач начал всех ругать. В ответ прозвучал громкий смех, и он остановился в изумлении.
— Отлично, лекарь! Люди говорят, что ты хороший врач — добрый с детьми, — но почти как настоящий русский, когда злишься. На, выпей, когда успокоишься, поговорим о наших делах.
Гюнтер взял стакан, выпил и осмотрелся.
Он находился в землянке, вытянутой в длину метров на двадцать. Она слабо освещалась лампами на жидком масле или жире. В землянке присутствовало около тридцати человек. В конце длинного стола стоял его собеседник, небритый великан.
— Меня зовут Яковлев. Нам нужен врач, и я думаю, ты хорошо справишься с этим делом. Видишь, к нам приехал из Москвы человек, член ЦК, и, надо же, заболел. Придется тебе им заняться.
Яковлев поднялся, за ним — Гюнтер. Они направились в своеобразное спальное помещение в нижней части землянки, закрытое, по желанию больного, грязной занавеской. На ложе из мха и листьев лежал человек в форме командного состава. Он выглядел лет на сорок, несмотря на изможденное лицо и черные круги под глазами.
Гюнтер потребовал переводчика и начал тщательный осмотр больного. Диагноз установить было легко, но обязанность лечить ущемленную грыжу в чаще русского леса выглядела довольно комично.
Гюнтер объяснил, что нужна срочная операция. Он мог бы ее сделать, поскольку часто практиковался.
Лежавший человек постоянно стонал, уставившись в лицо врача тревожным взглядом. Вот подлинное равенство, подумал Гюнтер… когда люди боятся околеть.
Он попросил Яковлева, чтобы тот распорядился вскипятить большое ведро воды для стерилизации инструментов.
Пока ведро с водой стояло на огне, партизаны прибивали к потолку землянки почти чистые холсты, под которыми был установлен длинный стол. Его следовало обработать креозотом. В землянке сразу стало душно, невозможно дышать. Затем собрали все источники света, какие только нашлись.
Гюнтер снова воспользовался сильно разбавленным креозотом, чтобы дезинфицировать кожу больного. Под местным наркозом он приступил к осторожному рассечению грыжевого мешка. Если кишка была защемлена долго, положение осложнилось бы. Но у больного был шанс. После тщательного осмотра, медленного прощупывания пальцами сегмента тонкой кишки, ущемленного в грыже, Гюнтер смог вправить его в брюшную полость. Закрытие брюшной стенки представляло проблему, так как мышцы были слабыми.
Через час пациента перенесли в его угол, где он заснул.
Обернувшись, Гюнтер удивился тому почтению, которое оказывали ему люди. Ему предлагали папиросы, накрыли стол и угостили его миской густого ароматного супа.
Яковлев сел перед ним и, пока немец ел, внимательно следил за тем, чтобы Гюнтеру без задержки подносили то, что ему нужно.
— Ну, поскольку я здесь, чтобы за тобой присматривать, голубчик, сообщи мне, когда будешь готов лечить других больных… или раненых. О-хо-хо, лекарь… Почему ты, такой славный парень, служишь в фашистской армии?
— Потому что я немец.
— Но почему ты сохраняешь ей верность сейчас?.. Ты должен пойти с нами. Если же твой пациент выздоровеет, тебя наградят орденом Красной Звезды.
— У меня тоже есть товарищи, и я остаюсь с ними. Ну, веди меня к своим больным.
В течение двух часов, не прекращая наблюдения за пациентом, Гюнтер осмотрел около пятнадцати партизан. Среди них была женщина, раненная пулей в икру ноги. Врач обходился без комментариев. Другой раненый бросился к нему на шею и поцеловал в губы, как принято у русских. Этого партизана Гюнтер лечил несколько месяцев назад. У него был двойной перелом ноги. Она выглядела сейчас короче. Но как сообщил ему партизан, хромота не мешала ему пользоваться автоматом, а также целоваться.
Последним Гюнтер проконсультировал Яковлева. У него образовалась язва на месте старого ранения. Она болела и мешала совершать переходы.
Гюнтер почесал затылок.
— Тебе следует посыпать ее порошком сульфамида, но у меня его больше нет.
— Тем хуже, придется похитить в каком-нибудь лазарете.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу