Все повернули к берегу, где стоял часовой, матрос. Спросили его: возьмут ли их на крейсер?
— А где ваше направление? — матрос прочитал его. — Вам нужно на теплоход, вон стоит.
У самого причала, окрашенный голубой краской, под цвет морской воды, стоял большой, двухпалубный пассажирский теплоход. За неимением другого, ему пришлось сейчас выполнять роль военного корабля. Молодые командиры прощались с мальчишками, поднимались по трапу. Нестеров впервые поднимался на корабль. Когда почувствовал под ногами покатую палубу, тревожно отозвалось сердце. Прощай, земля…
Темнело, а мальчишки не уходили. Зорька Родин подошел к самому борту и крикнул:
— Ребята, кого повстречаете из Геленджика, передайте, что видели меня! — назвал свою фамилию.
Дрогнул теплоход, отчаливал от берега и уходил в беспросветную морскую ночь на встречу неизвестному. Кто- то запел: «Раскинулось море широко!..»
— Давай спать в шлюпке, предложил Зорька Виктору, и они разместились в ней. Зорька сразу уснул, море ему давно знакомое. Виктор не спал, думал об отце с матерью. А в Севастополе воюет его старший брат Коля, если бы увидеть… Но недавно он был ранен, писал в письме.
Голубая, бескрайняя, куда ни глянь, — вода. Только небо и воду увидел Виктор, проснувшись. На теплоходе — тишина. На верхнем мостике у спаренного пулемета стояли два моряка. У одного на лице красный шрам. Оба всматривались в небо.
А все же как хорошо в открытом море! Виктор стоял на самом носу теплохода и не мог насмотреться на эту величественную картину.
Впереди теплохода шел минный тральщик, а по сторонам, ныряя в волнах, два морских «охотника» — небольшие скоростные суда. Теплоход уходил на юг, а потом где‑то быстро повернул на запад и взял курс на Севастополь.
На борту теплохода было около тысячи красноармейцев, все они расположились в каютах и трюмах, их не было видно на палу бе.
Виктор вернулся к шлюпке. Зорька уже трудился, открывал консервную банку и заодно знакомился с зенитчиками.
— Как там, на горизонте? — спрашивал он.
— Пока порядок, — отвечал моряк со шрамом на лице.
— А что подсказывает бюро погоды?
— Часов в двенадцать должны повстречать фрицев, они перед обедом всегда по морю облет делают.
Но двенадцать часов прошли спокойно. Был спокоен и весь остальной день. И лишь под вечер, когда уставшее солнце медленно погружалось в темные волны, над ними воровато промелькнули два самолета — немецкие разведчики.
— Теперь минут через пятнадцать жди, — сказал зенитчик со шрамом на лице, и стал быстро наводить пулемет в небо.
И только скрылось солнце, словно боялось оставаться свидетелем этой страшной сцены, — пять «юнкерсов» быстро приближались к теплоходу. Громом
ахнули орудия, застрекотали пулеметы, трассирующие пули ярким пунктиром вспыхнули в воздухе.
— Пикирует!
Виктор увидел, как над мачтами мелькнули кресты самолета — засвистела бомба, столб воды вздыбился и рухнул на палубу. «Тонем» — мелькнула мысль. Но вода скатилась с палубы и Виктор, весь мокрый, прыгнул в трюм.
— Пикирует!
Треск пулеметов и пронзительный вой бомбы, но опять она упала в воду недалеко от борта. А грохот орудий был уже в стороне, как будто там шел еще другой пароход.
В трюм спустились два моряка с фонарями, осмотрели стены, что‑то пошептались между' собой и ушли.
— Виктор! — кричал, свесив голову в трюм, Зорька. — Давай сюда! Улетели гробы! Им видимость не позволила нас искупать. А я зенитчикам помогал — вот толковые ребята! Теплоход все же задело, чувствуешь, как он накренился.
Да, возле теплохода близко разорвалась торпеда. Весь корпус судна сильно наклонился, корма почти ушла под воду, одна машина в трюме совсем отказала. Всю ночь качали мощные насосы, но вода прибывала.
Виктор и Зорька опять вернулись в шлюпку.
— А мне показалось, что юнкерсы потом накинулись на какой‑то другой корабль, — сказал Виктор.
— И я тоже заметил, как самолеты повернули от нас, — подтвердил Зорька. — А по левому борту пошла такая стрельба!
В полночь по небу блеснули высокие столбы света. На палубу поднялись матросы и солдаты.
— Севастополь… — кто‑то сказал, и моряки сняли бескозырки.
— Это наши прожекторы береговой обороны, — послышался тот же голос. — А вон чуть заметные. лучи, это немецкие прожекторы.
Как завороженные смо грели все на огненные мечи севастопольских прожекторов. И возле них — едва мерцающие нити немецких прожекторов, они силились уцепиться и свалить эти огненные мечи Севастополя.
Читать дальше