Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

Когда мы возобновили штурм правого берега реки Воронеж, Орджоникидзе оказался на правом фланге батальона. Немцы ощетинились против нас всей огневой мощью. Вода кипела в многочисленных лужах от вражеских снарядов. Батальон был на открытом и простреливаемом месте. Но запас боеприпасов и продовольствия позволял успешно вести бой, который часто переходил в рукопашный. В один из моментов такой схватки, мимо Орджоникидзе, тяжело ступая на окровавленную ногу и придерживая разорванную снарядом руку, прошел молодой лейтенант из соседнего батальона. Перепуганный очень тяжелым ранением, он кричал: «Всех, всех убило! и командира, и комиссара!..» В это время вид лейтенанта, его крик могли стать той опасной спнчкой, которая взорвала бы весь наш передний край. Орджоникидзе остановил лейтенанта.

— Зачем говоришь «убит»? Цел твой комбат! — тоном, не допускающим возражения, сказал Орджоникидзе и принял командование батальоном на себя.

Однажды в момент затишья мы оказались с комиссаром в одной щели. Саша вдруг спросил:

— Не женат, комбат?

— Не успел, — ответил я.

— Вот и я не успел. Долго был Саша — Валуша, так ласково меня звали в семье, когда я был маленьким. Потом учился. Стал учителем. А потом понял, что надо идти в армию, и вот с тридцать девятого я в строю. — Он говорил с акцентом, спокойно, неторопливо, и от этого рассказ становился убедительнее. В его словах была грусть.

— Кончится война, поедем в мою Горешу. Мой дом будет наш дом, моя мама, Лидия Соломоновна, будет наша мама. Но моя девушка будет только моей женой, — добавил он и рассмеялся.

Потом мы с ним освобождали города и села Украины. Александр был еще два раза ранен, контужен, но не покидал родной полк. В августе 1943 года Саша Орджоникидзе принял командование батальоном, так как теперь был ранен я.

Ноябрь 1943 года был теплым, дождливым. Заняв господствующие высоты на подступах к Софпевке на Днепропетровщине, немцы старались закрепиться. В очень неудобном положении оказались наши части. Разбухшая от дождей, вспаханная под озимь земля липла к ногам, сковывала движения. И ни одного кустика вокруг. Позиционное преимущество помогло фашистам задержать нас на несколько дней. Но одна ночная агака — и противник не устоял.

Это был последний бой моего друга. На подступах к Софпевке он задержался на открытом поле: ему потребовалось по рации связаться с полком. Эта задержка оказалась роковой. Случайная мина упала в полуметре от комбата. Пучок осколков смертельно ранил героя. Узнав о случившемся, я поспешил к другу на помощь, по она ему была уже не нужна. На руках мы принесли комбата в Софиевку и на окраине похоронили. После войны его прах был перенесен в братскую могилу на площади села, где на памятнике золотом написано его имя — Александр Эстатович Орджоникидзе…

…Ночью ко мне на КП зашел майор Чапаев. Да, да, Чапаев, сын легендарного Василия Ивановича! С Александром Чапаевым мы познакомились в Чижовке, всего несколько дней назад.

После нашего прорыва в центр города немцы бросили в бой новые формирования, стараясь вернуть утраченные позиции. Особенно горячий бой разгорелся южнее Розариума. На горстку наших стрелков двинулись два «Тигра» в сопровождении автоматчиков. Самоотверженно сражались наши бойцы. Огнем автоматов и винтовок они прижали к земле фашистов, и те не могли подняться. Но вот из‑за здания через улицу Челюскинцев начали осторожно выползать две броневые громадины. Полетели первые противотанковые гранаты. Я был на правом фланге, через Розариум мне было отлично видно, что происходит на улице Челюскинцев, но помочь я им не мог. Видно, и гранат у бойцов уже стало мало, д^)жаться было нечем, и я заметил, как два бойца из той ^юической группы схватились с места и бросились в тыл. Это означало не только потерю наших позиций на улице Челюскинцев, но и смерть всем почти двум десяткам бойцов, которые еще держали оборону. Как я жалел, что у меня не было в том районе ни одного орудия. И вдруг я заметил неизвестного мне человека на левом фланге. Я его не мог слышать, но он был отлично виден. Он вырос как из‑под земли, неожиданно, внезапно. Он встал во весь рост и, что‑то жестикулируя, расставил ноги, поднял руку с пистолетом. Пока я разбирался в поведении незнакомого мне офицера, из соседнего квартала раздались один за другим несколько орудийных залпов. Машины не загорелись, но круто развернулись и на полной скорости ушли, а за ними поспешила пехота. Вечером я познакомился с этим молодцеватым офицером. Это был Александр Чапаев. После знакомства я невольно сопоставил двух человек в критической обстановке. И в жестах, и в манере поведения, в бесстрашии объединились два лица: старшего, которого я знал только по кино, и младшего, сына героя Александра Чапаева. Он многим походил на своего отца. Простота в обращении с подчиненными, храбрость и хладнокровие в боевой обстановке. Я бывал в истребительном батальоне майора Чапаева, видел отеческую заботу командира о своих бойцах. Пока мы находились на одном участке, у нас был общий стол для командиров чапаевского истребительного батальона и штаба 1–го стрелкового батальона 125 стрелкового полка.