Артур Черный - Комендантский патруль

— Ну а что такого-то? Мы, которые не надо разбирать, не трогаем. Только списанные.

Я устаю спорить:

— Тебе-то откуда знать, списанный этот дом или нет? Вам волю дай — весь Грозный по кирпичикам разнесете, всю Чечню. Уйди от меня.

Но мужик не уходит, говорит про то, что семью кормить нечем, что самому одеться не во что, что никак не может выбраться из нужды. И здесь, как бы то ни было, он прав.

Кадыровцы, еще несколько минут переговорив с Рамзесом Безобразным, увозят нескольких рабочих с собой.

Тамерлан в отделе спрашивает, почему никто не доставлен. Чеченцы вкратце обрисовывают ситуацию, объясняют встречу с кадыровцами и неизвестные темные переговоры их с Рамзесом.

Начальник участковых темнеет лицом и, сложив бессильно руки, устало смотрит в пол:

— Задолбал уже этот Безобразный со своими мирными договорами. То с тем договорится, то с этим. На меня уже косятся. На меня уже думают, что я вместе с ним там поборами занимаюсь.

Даже могучий, сильный Тамерлан не может противопоставить себя рыхлому, трусливому Безобразному. Тот есть приближенное к Тайду лицо, ходит у него под крылом, обо всем докладывает и, более того, уже прочит себя на место начальника участковых. Конец тогда службе.

Неудавшийся поход на кирпичных королей перерастает в поход на бензиновых. Вдоль того же проспекта Ленина мы собираем огромные двенадцатилитровые бутыли с самоварным бензином. Целые ряды их с табличками «Россия. 9 рублей» тянутся по обочинам сухой дороги. Как правило, хозяева их при виде милиции прячутся в доме, а бензин отставляют на произвол судьбы, по приговору которой мы и складываем в «уазик» все эти бутыли и канистры. Однако есть и такие, обычно женщины, что яростно защищают свое имущество, кричат, машут перед нами руками, пускают слезы. Во время одного из таких скандалов Усама Бен Ладен разбивает три бутыля об асфальт. Резкий запах конденсата, усиливаясь на жаре, заставляет нас торопливо уйти от этого двора, где еще что-то кричит по-чеченски женщина и свирепо рычит всегда спокойный Бен Ладен.

После вечернего построения мы по привычке тянемся за Тамерланом в кабинет участковых на совещание. Но тот зло отрезает:

— Не буду у вас совещание проводить! Все равно ничего не сделали!

В 08.00 не в меру крикливый и суетливый Рэгс строит отдел на зачистку. У него на устах куча вопросов и один, особенно главный: куда сегодня? Рэгс прекрасно знает, что зачистка, знает, что надо отправить людей, но только не знает куда. Он бегает от одного фланга к другому и подобострастно, стараясь не показать своей некомпетентности, то и дело спрашивает у нас:

— А кто-нибудь знает, что за зачистка?..

Обычно в частые минуты таких жизненных сомнений, Рэгс, уповая на господню милость остаться безнаказанным, просто выгоняет нас за ворота с кратким напутствием: «Идите на зачистку!» — не указывая куда. Но сегодняшняя, какая-то неслыханно серьезная и ответственная, а потому страх быть битым за свою халатность превозмогает, и Рэгс назначает новое построение через час, дожидаясь, когда выяснится вопрос, куда?

В 09.00 и 10.00 мы еще дважды репетируем построение на зачистку, пока в 11.00 не назначается контрольное. Вопрос выяснен и, набившись между тесных стен автобусной будки отрядом из тридцати человек участковых и пэпээсников, мы едем в Старопромысловский район Грозного, где намечается общий рейд обоих отделов по уничтожению процветающих там нефтезаводов и нефтеколодцев.

Медленно тряся жестянками своего корыта, выезжаем за городскую черту Старых Промыслов. Чеченцы рассказывают, как в 2001 году здесь был уничтожен наш российский ОМОН. Зажатых с обеих сторон возвышенностями ребят долго расстреливали наши воинские части, что в ночной темноте приняли своих за боевиков. Ни тем, ни другим не было сообщено друг о друге. Вояк предупредили, что в их сторону возможен прорыв боевиков, а ОМОН на предупреждающие выстрелы военных остановиться решил, что попал в засаду, и открыл огонь.

Старший группы Тамерлан останавливает автобус в чистом поле у высокого лысого холма. Мы выпрыгиваем в полуденную жару ясного дня. На севере, синея своей кривой, ломаной линией, тянутся толстые горбы Терского хребта. В неизбывном горе нашей жестокосердечной жизни, среди плоских полей и степей Нижней Чечни, от горизонта до горизонта равнодушно протягивается его старое, просевшее от времени тело. Блестящее, разнопестрое равнинное полотно, касаясь краями небесной сини, сбегает к косым отрогам хребта. Срываясь птицей с высушенных высот, вольный, беспечный ветер гуляет над обреченной на страдания родиной.