Александр Сметанин - Серая шинель

«Спасибо, дед Иван», — надо бы сказать ему, но некогда. Скажу после.

Мы отбили и эту атаку. Немцы под прикрытием танков и огня минометов откатываются назад в едва приметную низину. Пулеметом их теперь не достанешь. Туда по низине бьет наша артиллерия, минометы. Скоро на них обрушивают огонь истребители и штурмовики. Они проносятся вдоль низины, обстреливая с бреющего полета пехоту. Молодцы летчики! Теперь передышка нам обеспечена. Для новой атаки противнику нужно перегруппировать силы.

Пьем воду, холодную, мягкую. Пьем с каким-то хрустом, до одурения, до оранжевых кругов в глазах. Дед Иван хотел сходить за водой еще, говорил, что мочил в ведре грязную рубаху, но до этого ли нам!

Вдвоем с Назаренко они опять сидят у стенки окопа, дымят махрой, обливаются потом. Тело деда Ивана — смуглое, не по годам жилистое, поросшее седым волосом на груди и лопатках, отливает старой бронзой. Когда-то он, наверное, был очень стройным, красивым и сильным.

В окоп, волоча на ремне винтовку, еле живой тяжело опускается Лобанок.

— Все живы? — с трудом размыкая черные, узкие губы, спрашивает он Назаренко.

— Пока все.

— Второго расчета, считай, нет. Пулемета — тоже. Теперь с вами буду…

— А что с ними? — Назаренко протягивает старшине самокрутку.

— Танк подавил. Одного насмерть в окопе засыпало, второго в санбат отправили. Выживет ли — не знаю.

Руки Лобанка трясутся, горящие крупицы махорки сыплются на брюки, но те даже не горят. Грязь и пот сделали наше хабе огнестойким.

— Откуда сам-то, дед? — спрашивает старшина старика. — Хозяин хаты, что ли?

— Оно так, — кивает дед Иван. — Водички испить не хочешь, сынок? За свеженькой схожу…

— Спасибо, но малость погодя, а то потом вмиг изойдешь…

По ходу сообщения, изогнувшись, бежит телефонистка. В левой руке — катушка, в правой — аппарат. Катушка, сбрасывая с себя последние метры кабеля, скрипит, как бы приговаривает: «скоро вся», «скоро вся», «скоро вся».

— Крюкова! — окликаю я телефонистку.

Она останавливается, некоторое время смотрит на меня с удивлением, потом говорит:

— А-а, это ты. Живой еще?

— Как видишь…

Девчушка опускается на колени. Из порванных чулок виднеется красноватая в ссадинах кожа. Она натягивает на колени юбку, но та коротка, и девчушка поворачивается к нам боком.

— Попить нет?

— Погодь, дочка, — свеженькой принесу, — подхватывается дед Иван, но Крюкова жестом останавливает старика. — Давайте, какая есть.

Она пьет из ковша, высоко запрокинув голову. Пилотка падает на землю, светлые, коротко остриженные волосы, свалявшиеся в серые пучки, отклоняются назад, открывают красивые маленькие ушки. На гимнастерку, на зеленые погоны с малиновым кантом льется вода.

— Чего это ради — связь сюда? — спрашивает Крюкову Лобанок.

Она отвечает не сразу. Делает еще несколько глотков, вытирает рот тыльной стороной ладошки, надевает пилотку.

— Спасибо. Никогда такой вкусной не пила. А связь, старшина, на новый капе батальона тяну. Рядом с вами будет, — в соседнем окопе. Прощевайте, пока…

— Господи, ей-то за что такие муки? — шепчет дед Иван, грустно качая головой.

Очень скоро в ходе сообщения появляются комбат, командир нашей пулеметной роты (вот когда только свиделись!), начальник связи батальона, парторг, заменяющий сейчас замполита, еще какое-то начальство.

— Пулемет убрать отсюда, товарищ майор? — спрашивает комбата наш ротный.

— А чем отбиваться будем? Камнями? Один в батальоне остался, — сердито отвечает комбат.

— Я полагал, важная для противника цель…

— Полагал, полагал… Есть связь?

— Есть, товарищ майор, — слышится голосок Крюковой.

Комбат что-то говорит в трубку, но он опустился на дно окопа, и мы не слышим что.

Мы не знаем, почему майор перенес свой капе сюда. Обычно он находится позади восьмой роты. А может, ее, восьмой роты, уже и нет?

Но как бы то ни было, рядом с комбатом веселее. Раз начальство с нами — значит порядок. Присутствие майора, которого мы все уважаем, вселяет уверенность в то, что все будет хорошо. Майор знает, когда и что нужно делать.

В разные концы бегут связные, и вскоре появляются командиры рот. Комбат отдает им какие-то распоряжения. Так как нашей пулеметной роты фактически не существует (комбат сказал — один пулемет), старшего лейтенанта Щукина назначают командиром девятой. Эту весть приносит старшина Лобанок, тоже бывший там, у комбата.

Командиры расходятся. Мы беремся за лопаты, дед Иван снимает с пулемета рубаху, успевшую просохнуть, выливает оставшуюся в ведре воду в котелок и ходом сообщения отправляется через сад к своей хате.