Павел Нечаев - Танго смерти

— Молишься? Но это же…

— Глупо, хочешь сказать? — усмехнулся Саша.

— Ну… — кивнул Генрих.

— Там все были верующие, — сказал Саша, глядя сквозь Генриха. — В окопах атеистов нет.

— И все равно я считаю, что это глупое суеверие!

— Вот представь, — Саша говорил медленно, точно через силу. — Ты сидишь в окопе, а впереди окопы врага. До них метров пятьсот. Эти пятьсот метров надо пройти. И ты сидишь в окопе и ждешь команды. Час, два, три… Но тогда ты еще не начинаешь молиться. Это первый бой и тебя пугает не смерть или ранение, ты еще не знаешь, что это такое. Тебя пугает неизвестность. Но ты не молишься, просто ждешь. Потом раздается команда и ты вместе с товарищами вылазишь из окопа, и бежишь вперед. И это не как в кино — красиво, с музыкой. Ты потный, грязный, голодный. Никакой романтики… И вот ты бежишь, выставив перед собой винтовку. Впереди бегут твои старшие товарищи, те, кто на фронте больше, чем ты. А потом немцы начинают стрелять. Но ты их не видишь. Слышно только хлопки выстрелов и свист пуль. Ты бежишь на эти пули грудью, и пульс стучит у тебя в ушах, как барабан. Ты кричишь «ура», кричишь изо всех сил, подгоняешь себя этим криком. А потом твои товарищи начинают падать. Один, другой… Тому, кто бежит впереди тебя, пулей разносит башку, и ты видишь, как его мозги растекаются по земле. А рядом стонет весельчак из первого взвода, который еще вчера играл вам на гармошке. Ему попало в живот, и он ползет по земле, удерживая руками вываливающиеся кишки. И вот ты понимаешь, что перед тобой никого нет. Но ты солдат, патриот, ты храбрый и еще не понял, что в тебя тоже стреляют. Ты добегаешь до вражеских окопов и начинаешь драться с немцами врукопашную. Ты когда-нибудь дрался врукопашную с человеком, который хочет тебя убить? Не расквасить нос, а убить? До траншеи добежал не ты один, товарищи тебе помогают, и вы побеждаете. Ты понимаешь, что остался жив и понимаешь, что это чудо, что тебе невероятно, сказочно повезло. Но в тот момент ты еще не начинаешь молиться. А знаешь, когда?

— Когда? — спросил Генрих и покачнулся, ошеломленный нарисованной Сашей картиной.

— Спустя два или три боя, когда ты оглядываешься вокруг и понимаешь, что рядом нет никого, кто шел с тобой в ту атаку. Они все мертвы, а ты жив. И вот ты сидишь и ждешь следующей атаки. И молишься, потому что в этот раз тебе первому вставать из окопа, — закончил Саша.

Генрих ничего не сказал, слова застревали у него в горле. А Саша быстро проверил снаряжение и завалился спать, попросив разбудить его в девять. Кроме него, никто не сомкнул глаз. Генрих, тот вообще не мог сидеть и расхаживал туда-сюда возле грузовика.

— Сядь, — попросил Давид. Генрих не отреагировал, тогда на него прикрикнул Мозес:

— Сядь, я сказал!

Генрих послушался и сел, но через минуту вскочил.

— Я вас не понимаю, — выпалил он, глядя на товарищей. — В других взводах все как у людей: песни, веселье. Люди радуются каждой минуте жизни. И только у нас все наоборот. Сидим тут мрачные как гиены, страдаем непонятно отчего. Этот, — он посмотрел на спящего Сашу, — испортил всем настроение и завалился спать. Это неправильно, несправедливо. Может, он вообще трус!

— Остынь, — попросил Давид. — Ты молодой и глупый, как щенок и не понимаешь, как тебе повезло. Человек о тебе же заботится. Сам посуди — из всех взводов только наш стрелял. Если бы не Саша, мы бы тоже не стреляли. Песни поют, говоришь? Посмотрим, как они завтра после боя запоют! Правильно он тебя напугал, так и надо поступать с самоуверенными щенками. В бою будешь осторожнее!

— Война, — сказал, ни к кому не обращаясь, Чистюля. — Это все война. Она выжгла вашего друга изнутри. Она всем нам шрамы в душе оставила…

— Да, мы все пустые, — подтвердил Мозес. — И ты, малой, тоже не прост. Ведь у тебя тоже есть на совести какой-то груз, разве нет?

— Мне надоело! — крикнул Генрих. — Надоело! Вы все корчите из себя умных, взрослых, ветеранов, фронтовиков, — он снова с ненавистью посмотрел на Сашу. — А на деле вы ничтожества!

— Ладно, договорились, — спокойно сказал Давид. — Мы ничтожества, только дай нам отдохнуть. Сядь и не мельтеши, пожалуйста.

Сашу разбудили в условленное время, как оказалось — зря. Только он принялся проверять готовность подчиненных, пришел Цви и сказал:

— Выход откладывается на два часа. Отдыхайте пока.

— Что-то случилось? — спросил Саша.

— Арабы набросали камней на дорогу. Когда завал разберут, двинемся, — ответил Цви.

— Да прошлись бы пешком, — в сердцах сказал Саша, когда Цви ушел. Потом посмотрел на товарищей и вздохнул: дойти-то они дошли бы, но в каком состоянии? Румяные мускулистые здоровяки из «Александрони» пошли бы эти несчастные семь-восемь километров по горам и не запыхались. Сашины товарищи — вряд ли. Да и бронетехника осталась бы возле завала…