Николай Осинин - Через все преграды

— Спокойно! — прошептал капитан, оглядываясь вправо, откуда раздался голос.

По склону уже спускался плечистый парень в желто-зеленой форме латышского полицая, держа винтовку наперевес.

— Спокойно, — еще раз шепотом повторил Беляев. — Без моей команды не бежать. Надо прежде узнать, сколько их тут. Возьмите Наташу.

Инна хотела было взять маленькую девочку, но та, почувствовав общее смятение, крепче прижалась к Федору Ивановичу.

— Боюсь! — лепетала она, следя расширенными от страха глазами за мужчиной с ружьем.

Не доходя несколько шагов, полицай остановился.

— Кто ви есть? — спросил он, пристально глядя на Беляева.

— Мы беженцы, — ответил капитан, — домой идем.

— Пропуск?

— Пропуска нет. Я потерял…

— Врешь! — свирепо прохрипел латыш. — Ти есть большефик! Бросай палка!

— Я хромой!

— Бросай!.. Марш перёт.

Федор Иванович отдал Наташу старшей девочке и, опираясь на Сережу, потихоньку заковылял к телеге.

После того, как на плечо легла твердая сильная рука капитана, Сергей почему-то обрел уверенность, что все кончится благополучно, хотя крупная нервная дрожь продолжала сотрясать его. Он видел, как Федор Иванович, не поворачивая головы, зорко осматривается по сторонам, значит, капитан выжидал подходящий момент.

— Что, убежать хотел? — злорадным смешком встретил старик Беляева. — Бродяга!.. Ишь, целый выводок еще с собой водишь! — темные колючие глаза его, спрятанные под серыми щетинистыми бровями, быстро пробежали по лицам детей.

Федор Иванович остановился против него:

— Рад?

— Мне печалиться не о чем.

Полицай, стоявший сзади беглецов, сказал ему несколько слов по-латышски. Старик шагнул к Беляеву.

— Подымай руки, обыщу! — хмуро бросил он.

Капитан как-то вздохнул и, еще раз оглянувшись, тихо сказал:

— Валяй, обыскивай… Отойдите, дети, не мешайте ему.

Решительным движением он оттолкнул от себя Сережу, но вдруг закашлялся, схватился за грудь.

— Руки подыми, прокуда! — сердито произнес старик.

Беляев оборвал кашель. В то же мгновение в его стремительно выброшенной в сторону полицая руке сверкнул пистолет и треснули два выстрела.

Полицай вскрикнул. Старик прыгнул на капитана, и они, сцепившись, покатились по земле.

Сергей, в первую секунду присевший от внезапного треска выстрелов, метнулся на помощь к Федору Ивановичу, но капитан, подминая под себя старика, хрипло крикнул:

— К тому!..

Сергей обернулся: полицай, извиваясь на земле, пытался приподнять винтовку. Стремительным прыжком паренек упал на него. Выстрел грянул в землю.

Но враг был еще силен. Короткие толстые пальцы впились в Сережину руку, и через несколько секунд борьбы парнишка оказался внизу. Он видел перед собой круглые горящие ненавистью глаза и оскаленный рот, откуда вырывался не то стон, не то рев.

Кто-то схватил полицая за волосы, стаскивая в сторону. Мелькнули бледные лица Веры, Ильи. Опять треснул выстрел. Потом полицай как-то странно взлетел вверх и опрокинулся. Сергей вскочил на ноги.

— Не ранен? — шагнул к нему Беляев. — …На телегу все! Быстро!..

Через несколько минут, нахлестывая лошадь, они уже скакали по дороге.

— Глядите в оба, — сурово бросил капитан своим друзьям. — Если до ночи за нами не погонятся — уйдем.

Случаи расправы над предателями на оккупированной территории с каждым днем все учащались. Убийство полицая и его отца в овраге гитлеровцы приписали партизанам, скрывавшимся в близлежащих лесах. Должно быть, потому никаких последствий для Беляева и ребят это дело и не повлекло, тем паче, что им посчастливилось за ночь ускакать в другой район.

Затем Федор Иванович с помощью ребят соорудил из жердей небольшую клетку, укрепил ее на телеге и тщательно замаскировал сухой травой. По внешнему виду получился воз сена, который даже вблизи нельзя было отличить от настоящего.

Ехали, обычно, днем. Наверху сидел Сергей и, уверенно понукая, правил лошадью. Остальные скрывались внутри воза.

Однажды остановились около какого-то болота на ночлег. Когда ребята уснули, Федор Иванович сказал стоящему на карауле Сергею, положив ему руку на плечо:

— Вот что, дружок, ты среди своих приятелей старший, и я тебе верю: язык у тебя подвязан крепко.

Предчувствуя, что Федор Иванович скажет сейчас что-то очень важное и таинственное, польщенный его доверием, паренек вытянулся по стойке «смирно», как боец перед командиром.

— Сегодня отлучусь до утра, — продолжал Беляев, — и лучше, чтобы никто из ребят об этом не знал — меньше будет беспокойства.