А вот с экипажем (вернее — с одним из его членов) дела обстояли не так благополучно. Борттехник, несмотря на свой малый вес и на благополучно раскрывшийся купол, к земле шел с громким матом. Он улетел по прямой далеко в поля и, приземлившись в мерзлые глыбы земли, сломал левую ногу.
Что касается второго виновного — начальника ПДС, ст. лейтенанта Н., то и он не ушел от возмездия. Приехав в тот же Афганистан на недельку «напрыгать на орден» (такая война тоже практиковалась), он неудачно приземлился. На высоте шести метров коварный порыв ветра сложил его «крыло», и, брякнувшись с этой высоты на чужую для него землю, начальник сломал правую ногу.
ПЕРВЫЙ ПРЫЖОК
Начало декабря 1985 года. В полку пошли тревожные слухи, что командование полка готовит всему летно-подъемному составу плановые прыжки. Лейтенанты жадно слушали страшные истории старших товарищей, радостно готовясь шагнуть в пропасть. И только борттехник Ф. загрустил.
— Нет, мне прыгать никак нельзя, — волнуясь, говорил он каждому встречному. — Я этого не боюсь, но у меня проблемы с приземлением. Я даже с турника спрыгнуть нормально не могу — последствия детского плоскостопия. Ступни после отвисания становятся как стеклянные — при спрыгивании такая боль, будто они разбились. А вы хотите, чтобы я после болтания в воздухе нормально встал на свои хрупкие ноги?
Когда с молодыми проводили инструктаж, лейтенант Ф. демонстративно ходил в стороне кругами. Он даже не хотел слушать о том, как правильно покидать борт, как управлять парашютом, что делать в случае отказа основного парашюта и в какую сторону выбрасывать запасной купол, чтобы он не перехлестнулся с основным. Не хотел, поскольку твердо решил, что прыгать не будет. На самом деле причина, конечно же, была не в стеклянных ногах лейтенанта. Он просто боялся. Это был совершенно естественный страх разумного существа перед необходимостью совершить бессмысленный поступок — без нужды шагнуть в безопорное пространство, когда вся твоя великая жизнь еще только начинается.
Вечером, накануне назначенного дня, лейтенант впервые всерьез задумался о феномене жизни и ее смысле. Он огляделся вокруг и увидел прекрасный, прекрасный мир — морозный закат, высокие голые тополя (увидит ли он их следующую зеленую весну?), укатанную льдистую дорогу, ведущую к измятым воротам с красными звездами, здание общежития из силикатного кирпича, полуразрушенное крыльцо, обшарпанные двери — все такое родное, милое до слез — нет, это невозможно вот так запросто покинуть. А в комнате на столе — лампа и стопка книг — они останутся и будут ждать хозяина, но не дождутся. Глаза лейтенанта увлажнились от жалости к своим книгам. Он попытался читать, но сразу понял бессмысленность этой попытки. Зачем насыщать свой мозг мыслями и знаниями, если завтра все грубо и беспощадно прервется. Он с удивлением ощутил, что вообще не может понять, как провести эту ночь — неужели спать? Вот так взять и уснуть, когда, возможно, это его последние часы? Но, с другой стороны, кто сказал, что он не нужен на этой земле? Эта мысль немного приободрила — если он нужен миру, все будет хорошо, если же нет… Нет, конечно, он нужен этому миру. Если бы богом был он, обязательно оставил бы в живых такого достойного человека, как лейтенант Ф.
С этой мыслью он и уснул…
И наступило утро 10 декабря 1985 года. Вместе с лейтенантом Ф. проснулись все его сомнения. С ними он и приехал на аэродром. Борт для прыжков был готов, стояла отвратительно ясная морозная погода. Прошли медосмотр. Лейтенант Ф. изложил доктору свою версию о невозможности приземления, но понимания не встретил — доктор слышал много таких историй. В это время в кабинет вошел командир эскадрильи.
— Товарищ майор, — вскричал лейтенант. — Разрешите не прыгать! Я не смогу приземлиться!
— Приземлишься ты в любом случае, — непедагогично захохотал комэска и, не слушая сбивчивых объяснений, заключил: — Положено два прыжка в год — будь добр. Не хочешь — списывайся на землю.
И вместе со всеми лейтенант Ф. на ватных ногах пошел к борту.
Борт уже запустился, когда на них нацепили парашюты. Зажатый между основным и запасным, лейтенант Ф. не мог дышать.
Взлетели, пошли в набор. Лейтенант Ф. на всякий случай проорал на ухо инструктору, сидящему рядом:
— За что тянуть-то?
В шуме двигателей при опущенных ушах шапки ответ он не услышал и, ответив сам себе, махнул рукой и отвернулся. Он совершенно успокоился, потому что понял: прыжка не будет. По какой причине — его не волновало. Этого просто не может быть!
Читать дальше