Павел Горьковский - Сумерки вампиров. Мифы и правда о вампиризме

Хотя хорошо известный всем медицинский шприц из стекла был изобретен достаточно поздно — в 1853 году, первые впрыскивания стали производить уже в XVII веке, при помощи заточенных птичьих перьев, трубок и воронок, или даже бычьих или рыбьих пузырей — как это делал Кристофер Рэн в 1656 году. Позднее стали использовать «инжекторы Паскаля», для впрыскиваний использовали вино, эль, молоко, настойку опия, разведения мышьяка и солей. Результаты первых исследований были опубликованы в «Философских трудах Лондонского Королевского общества». Таким образом, автора записок — знаменитого английского архитектора Кристофера Рэна — можно причислить к основоположникам современной инфузионной терапии и внутривенного наркоза.

Впечатляющую и точную историческую реконструкцию опытов со впрыскиванием, популярных в XVII веке, можно найти в романе Йена Пирса «Перст указующий». Автор приписывает их постановку модному лондонскому врачу середины XVII века, основателю Королевского Научного общества, члену Королевской коллегии медиков Ричарду Лоуэллу (1631–1691), автору «Tractatus de Corde», известному смелыми медицинскими экспериментами с кровеносной системой.

«…Вы слышали про впрыскивания? — спросил он… — мы берем острый инструмент и втыкаем его в сосуд, а потом впрыскиваем жидкости прямо в кровь, минуя желудок… Результаты мы получали разные, — признался он затем. — В первый раз все вышло великолепно. Мы впрыснули одну восьмую чашки красного вина прямо в собаку. Недостаточно, чтобы она хотя бы слегка опьянела, если бы вылакала столько. Но благодаря такому методу она была пьянее пьяного… В следующий раз мы попробовали впрыснуть молоко, чтобы посмотреть, не обойдем ли мы таким образом потребность в еде. Но, к сожалению, оно в сосудах свернулось. Наверное, мы впрыснули слишком много. В следующий раз сократим доз…» — повествует британский эскулап-новатор своему итальянскому коллеге [55] Йен П. Перст указующий. М.: ACT; Ермак, 2003. .

Внешне переливание крови представляло собой довольно примитивную манипуляцию, мало соответствующую современному названию — гемотрансфузия, — но тем не менее требующую от эскулапов немалой сноровки. В отсутствие обезболивании и при зачаточном состоянии асептики успех любой хирургической операции, даже самой простой, целиком зависел от скорости и точности действий врача. Итак, доктор вынимал из саквояжа инструменты и приступал: на вене донора делали надрез специальным ланцетом, в ранку очень быстро вставлялась предварительно заостренная трубочка, изготовленная из птичьего пера. Кровь начинала поступать в трубочку — тут медик производил небольшое исследование — равномерно считал, собирая кровь в чашку определенного объема, чтобы выяснить, с какой скоростью капает кровь, и ориентировочно прикинуть — сколько будет перелито реципиенту за единицу времени. Другая трубочка из птичьего пера вставлялась в надрез на вене реципиента, затем перья соединяли серебряной трубкой небольшого диаметра — таким образом риск, что кровь свернется во время операции, сводили до возможного минимума. Вену реципиента пережимали чуть выше надреза, принуждая кровь донора поступать внутрь вены.

Вот и все.

По праву литератора, наделенного свободной фантазией художника, Йен Пирс до некоторой степени форсирует события — он не только описывает опыты впрыскиваний и переливаний крови, продемонстрированные научному сообществу во время живосечения двух собак, но создает сцену, ставшую одной из сюжетных кульминаций романа, — сцену прямого переливания крови от человека к человеку. Не случайно романист выбирает в качестве участников эксперимента реципиента — пожилую, смертельно больную женщину и ее юную дочь в качестве донора. В XVII веке все еще бытовало восходящее к Античности убеждение, что кровь не только может восстановить здоровье, но и омолодить, даже возможно — принести бессмертие.

«— Дорогое дитя, — сказал Лоуэр самым ласковым и ободряющим тоном, — ты хорошо поняла моего коллегу? Ты понимаешь опасности, грозящие и тебе, и твоей матери? Ведь, возможно, мы соединим воедино и ваши души, и ваши жизни, и если это не поможет одной, оно может обернуться гибелью для другой.

Она кивнула…

— Ну что же, приступим. Сара, закатай рукав и сядь вот тут.

Он указал на табуретку у кровати, а когда она села, я начал обматывать лентой ее руку. Лоуэр обнажил худую морщинистую руку матери и обмотал другой лентой — красной, этот цвет запал мне в память, — ее руку выше локтя.