Евгений Федоровский - Хроника операции «Фауст»

— …двадцать, — всхлипывая, прошептал Павел.

Сестра отняла от лица маску. «Отложили», — обрадованно подумал он и открыл глаза. Он уже лежал на спине, ребра обтягивал жесткий кожаный корсет. Сестры, смущенно улыбаясь, собирали инструмент. Одна из них отдернула в окне штору. Операционную залил солнечный свет. Значит, между «девятнадцатью» и «двадцатью» прошло несколько часов!

Хирург, в шапочке, тесной для большого лысого черепа, с мешками под глазами, прощупывал пульс. Увидев, что раненый очнулся, он скрипуче проговорил:

— Вы матерились, как настоящий биндюжник. Где только научились?

Павел был еще пьян от хлороформа, его тошнило. Ответил раздраженно:

— Оставьте меня в покое!

Хирург с деланным возмущением всплеснул руками:

— Что б вам дожить до моих лет! Я сделал отчаянно сложную операцию, и нате вам благодарность!

Бесшумно скользящие сестры сердито фыркнули. Хирург снял очки с толстыми стеклами. Как у всяких людей с плохим зрением, его глаза стали беспомощными. Он поморгал, будто в глаз попала соринка, спросил, заговорщицки перейдя на полушепот:

— Хотите, покажу осколок?

С эмалированной чашечки пинцетом он подхватил крошечный кусочек окровавленного металла.

— Хотите на память?

Павла удивила несоизмеримость страданий с микроскопической величиной стального комочка.

— Вы будете жить сто лет, — торжественно проговорил хирург и вздохнул. — Три миллиметра отделяли вас от верной смерти…

Здоровой рукой Павел взял осколок, повертел в пальцах:

— Я думал, в меня влетела по крайней мере пудовая болванка… Как вас зовут, доктор?

— Военврач Гринберг.

— Спасибо вам, товарищ военврач… Скажите, мне долго лежать?

Гринберг почесал кончик носа.

— Раны тяжелые… Но все зависит от вас.

Действие хлороформа стало проходить. Тупая саднящая боль пришла откуда-то из желудка и вцепилась в позвоночник.

— Девочки! Морфий! — как бы из тумана донесся голос Гринберга.

…Через неделю Павла снова навестил Ростовский. Он привез на этот раз портативный кинопроектор, загадочно произнес:

— Я вам покажу прообраз смерти, которая едва не коснулась вас.

Он опустил черную маскировочную штору, включил проектор. По белой стене запрыгали кадры, снятые при сильном замедлении. Показалась толстая броневая плита. Вращаясь, к ней приблизился тупоносый снаряд, сплющился и стал быстро раскаляться. Игольно-тонкая струя проникла через металл, рассеяв массу осколков и искр.

— Похоже?

— В точности! Как вам удалось такое воссоздать?!

— Ну, в лаборатории это просто. По вашему докладу я составил примерное описание кумулятивного оружия. Генерал Воробьев поручил поднять все справочники и другие источники. Мы перебрали заводы в рейхе и оккупированных странах, где немцы могли наладить его производство. Фактически они смогут делать его где угодно. Генерал вошел с ходатайством в генштаб. Бойцам и командирам, партизанским отрядам и разведчикам в тылу врага послана ориентировка на новое оружие… Как видите, поиск начался. Вплотную этим оружием придется заняться вам, дорогой Павел Михайлович.

— Разве я могу сейчас?… — проговорил Клевцов с досадой.

— Э-э, друг мой, расхолаживаться не советую. Помните, Вольтер сказал: «Работа избавляет нас от трех великих зол: скуки, порока и нужды». Чтоб вам не томиться в безделье, буду держать в курсе дела.

Павел растроганно сжал гладкую руку профессора.

— Если бы вы знали, как плохо без работы!

— И еще мы решили, что вам надо потренироваться в немецком языке, чтобы вы его совсем не забыли. Возможно, это вам скоро понадобится.

— Но я сейчас не могу писать.

— И не надо. Набирайтесь сил. А заниматься с вами станет одна милейшая женщина. Она придет завтра.

«Все равно лучше Ниночки не найти», — подумал о жене Павел.

Незадолго до отъезда на Воронежский фронт Нина сказала ему, что ее берут в Главное разведывательное управление Красной армии — ГРУ. Вскоре она куда-то уехала. Павел получил от нее коротенькую записку без обратного адреса. О том, что с ним случилось, Нина, скорее всего, не знала. Павел просил Гринберга позвонить домой, однако телефон молчал.

Появившись в палате на другой день, Георгий Иосифович приложил палец к губам и выглянул в коридор. Дверь распахнулась, на пороге появилась… Нина! В халате, наброшенном поверх армейской формы. Жена вымученно улыбнулась и опустилась перед ним на колени.

— Как же тебя изувечили! — сквозь слезы произнесла она.