Александр Лысёв - Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой

– Запомни, 13-я пехотная дивизия, – быстро говорит другу Лукин. – Ты рядовой, слышишь, рядовой! Мобилизованный!

Ходили упорные слухи, что в Крыму можно оставаться, что большевики никого не тронут. Лукин не верил этим слухам.

– 13-я пехотная… Не цветные части! Запомни – не цвет-ные!!! Повтори, Жорж! – Сашка трясет Маркова за руку.

В глазах Маркова лихорадочный блеск, лицо измождено, заросло щетиной, черты заострились – он выглядит сейчас намного старше своих лет и вполне может сойти по внешнему виду за солдата. Вместо ответа Марков спрашивает чуть слышно:

– Когда вы вернетесь?

Лукин присаживается к нему на кровать, обнимает за плечи и, пытаясь улыбнуться, отвечает убежденно:

– Весной, Жорж! Следующей весной, непременно! Армия в порядке, наш полк – тоже! Мы снова соберемся с силами и обязательно вернемся! Иначе просто не может быть!»

Под подушкой у друга Сашка нащупывает револьвер, вытаскивает его наружу.

– Оставь, – исхудалой и горячечной рукой с неожиданной силой перехватывает руку Лукина Марков.

Сашка кладет револьвер обратно, а Марков откидывается на подушку и в изнеможении прикрывает глаза.

– 13-я дивизия… – шепчет Лукин.

Веки друга чуть дрожат, он больше не открывает глаз. Подхватив вещмешок, Сашка движется к выходу из палаты. Навстречу ему заходит сестра милосердия. Кивая в сторону койки Маркова у окна, Лукин говорит с улыбкой как можно спокойнее:

– Вы уж приглядите за солдатом.

Сестра понимающе кивает и провожает его долгим взглядом. На пристани Лукин слышит протяжный пароходный гудок. Было такое ощущение, будто душу вывернули наизнанку…

– Может, и хорошо, что вы не попали в Россию. – Марков повернулся и в раздумье посмотрел на сидящего рядом с ним на куче битого кирпича Лукина. Кивнув на немецкий мундир, в который был облачен сейчас Лукин, пояснил:

– В этой форме не попали. Ты себе не представляешь, что делали дома люди в такой вот форме.

– Форма, форма, – проворчал Лукин. Было видно, что ему самому неприятна эта тема. В памяти было еще свежо переодевание в немецкие мундиры чинов Русского корпуса в начале 1943 года в связи с зачислением в вермахт. Им тогда это не понравилось, но поделать было ничего нельзя. До этого они носили югославскую форму, особым образом переделанную на русский манер. – На мне форма немецкая, на тебе советская. А где форма русская?

– Нет такой, – просто и грустно пожал плечами Марков.

– Не надо путать форму и содержание, – проговорил Лукин и попытался пошутить, – Так, кажется, учат в Совдепии.

– Не называй так, – тихо и очень серьезно поправил Марков. – Всегда была и есть только Россия. И она всегда будет только там. – Марков неопределенно кивнул головой куда-то назад, но Лукин прекрасно его понял. – ДОМА…

– ДОМА… – протянул Лукин, будто пробуя это слово на вкус, и надолго замолчал, прислонившись спиной к кирпичной стене.

– Дома очень трудно, – произнес Марков после длительной паузы. Голос его был ровный, а тон жесткий. – Красные – сволочи. Тут моя позиция неизменна. Да только это наши сволочи, доморощенные. И разобраться с ними – дело наше, внутреннее. А германцы влезли со стороны. Как тысячу лет тевтоны на наши земли лезли, так и эти сейчас… Как ни крути, Сашка, эта война тоже стала отечественной. Только эти нацистские твари во сто крат хуже своих крестоносных предков, потому что у них мозги от своей идеологии совсем набекрень. Не у всех, конечно. Но официальная линия их именно такая. Бить их смертным боем – иначе нельзя. Вот и весь сказ.

Лукин слушал внимательно, играл желваками, но не перебивал. Потом проронил:

– У большевиков мозги набекрень еще раньше стали. Хрен редьки не слаще…

– Почему вас нацисты не пустили в Россию, надо объяснять? – усмехнулся уголком рта Марков.

– Можешь не утруждаться, – скривил губы в свою очередь Лукин. – На своей шкуре прочувствовали.

– В общем, из огня да в полымя…

Лукин вдруг пружинисто отодвинулся от стены, резко повернулся к Маркову, спросил с нажимом:

– А ты забыл, что делали дома люди в форме со звездами?

– Такое не забывается. Да я тебе за последние двадцать лет список еще и продолжу.

– В общих чертах и это знаю. Читаем прессу.

Помолчали.

– Опять нас распяли, – произнес Лукин совсем другим, изменившимся тоном, устремляя взгляд куда-то вверх, в сводчатую кладку потолка.

– Да! – повернувшись и глядя ему прямо в глаза, твердо произнес Марков.

– За распятием следует воскресение, – испытующе поглядел на старого друга Лукин. – Что скажешь?