Эрдни Уланов в бинокль оглядел подходы к мосту. Немногое можно было увидеть. Но часового все же мы выглядели. В ближней деревне Бобково караульщики пуляли ракеты. На мосту лишь один часовой. «Где-то греется смена», – сказал Уланов. И мы ждали, пока придет новый постовой. Сменялись они каждый час. Холодно было лежать в снегу. «Вечтомов, прикрой нас!» – приказал командир группы. Эх, без движения околеешь к чертям!..
Ребята поползли к мосту. Это сказать просто – «поползли». Снегу-то было до пояса. Он мягкий, проваливается. Выбирать путь поспособнее некогда да и небезопасно. Немцы, как правило, минировали подходы к инженерным сооружениям. Потому-то группа наша взяла сначала напрямую, по следу Уланова, а затем по бровке дороги – к мосту. Когда мерзнешь одиноко в снегу, время тянется немилосердно. Как мне показалось, минул час, а сигнала нет. Сжимая ручной пулемет, подползаю ближе. Мне не видно десантников – белый снег, белые халаты. Заметил: часовые сменились…
Только поравнялся немец с краем моста – и как нырнул. Нет его. Отсчитываю в уме минуты. Думаю лихорадочно: не поехала бы по мосту шальная машина немцев!.. Не вздумал бы старший наряда проверить часового. Натерпишься в засаде больше, чем в боевом деле.
И вот крик совы. Наконец-то! Отхожу к лыжам, укрываюсь за деревьями, пулемет на руке! Еще группа не собралась вместе, не стала на лыжи, а над мостом засветило: «Бух!» Черные ошметки высоко подбросило. Гулкое эхо прокатилось по лесу. Ребята суетливо пристегивали лыжи. Дожидаться немцев – увольте! Покатили в гущину бора, взбираясь по крутому холму наверх. Опасно это – следы от лыж. В два счета найдут. Пришлось ждать, аж пот заливал глаза. Опомнились перед обширным лугом в пойме Чернорученки. Справа было Пекахино – немцы ракетами его обозначали. До лагеря километров пятнадцать. «Покурите, если у кого осталась махорка», – разрешил Уланов. Сам дышит, как взмыленная лошадь.
Представлен я был за тот случай к медали «За боевые заслуги», а получил ее только в 1943 году».
* * *
Начальник штаба майор Иван Матвеевич Шишкин, тридцатишестилетний десантник из кадровых военных, вместе с начальником оперативного отделения В.М. Рыбиным и его помощником И.Ф. Шебалковым разработали план разгрома аэродрома в Глебовщине. Потом их наметки утвердили комбриг и комиссар. Для осуществления задуманного выделялись 10-я рота из 4-го ПДБ, отдельная разведывательно-самокатная рота П.Ф. Малеева – всего до 200 бойцов и командиров. Общее руководство возлагалось на старшего лейтенанта Ивана Степановича Мосалова, который по штату числился заместителем комбата-3, а фактически занимался организацией и осуществлением диверсионных налетов на гарнизоны немцев как представитель штаба бригады.
Значение аэродрома под Демянском для немцев нельзя переоценить. Вот что свидетельствует Курт Типпельскирх, генерал в отставке, принадлежавший к числу кадровых немецких военных еще со времен Гинденбурга, верой и правдой служивший Гитлеру: «Около 100 тысяч человек (16-я немецкая армия. – М. Т.), минимальная суточная потребность которых в продовольствии, боеприпасах и горючем составляла примерно 200 тонн, теперь оказались в окружении, и их в течение нескольких месяцев пришлось снабжать только по воздуху».
«Главный аэродром немцев был под Демянском, – вспоминает бывший начальник особого отдела МВДБ-1 Борис Иосифович Гриншпун, участник многих боев в тылу немецкой группировки. – И одной из первых операций десантников нашей бригады за линией фронта был бой в Глебовщине, почти в пригороде Демянска. Сильная охрана аэродрома, болотистые подходы к нему, колючие ограждения – все было против нас. Да и силы парашютистов-лыжников были подорваны длительным голоданием, и мы несли большие потери».
Советские десантники вооружились в дополнение ко всему еще и ракетницами. По радио штаб МВДБ-1 условился с командованием военно-воздушных сил Северо-Западного фронта о времени налета наших бомбардировщиков.
Разведчики из роты П.Ф. Малеева и лыжники 10-й и 11-й рот 4-го отдельного парашютно-десантного батальона расположились в небольшом отдалении от взлетной полосы, затемно укрылись в сугробах.
Ветер с озера пронизывал до костей. Морозец донимал всерьез. Днем снег подтаивал, валенки промокли насквозь, ноги без движения коченели.
– У меня уши заложило! – тихо говорил командиру отделения старший сержант Петр Пимшин. Правая рука его была забинтована, ранило при форсировании Поломети. Рядом с ним, под ветками ели, зарылся в снег Василий Петрович Иванов, ефрейтор из удмуртского поселка Балезино.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу