Вали Гафуров - Роман, написанный иглой

Аня снова наполнила рюмку и вместе с бутылкой поставила её перед Фазылом.

… Виктор Солдатов вернулся домой поздно вечером.

— Были неожиданные и неотложные дела, — коротко объяснил он в ответ на тревожно-вопросительный взгляд жены.

И Аня ни о чём больше не стала спрашивать. Значит, дела и в самом дело были неотложными. Такая уж у Виктора работа.

Сели ужинать, Аня разложила по тарелкам жареную картошку, нарезала хлеба. Потом снова сходила на кухню и вернулась к столу с большой тарелкой квашеной капусты.

Несколько минут ели молча. Первым нарушил это молчание Виктор.

— Тётя Фрося, Фазыл, вы на меня не в обиде? Обещал, дескать… Но так уж получилось, не смог я днём приехать.

— Какие обиды! Будто мы не понимаем… Служба, она и есть…

— Ну и хорошо, — вздохнул облегчённо Солдатов. — Тогда завтра, с утра пораньше, и поедем.

— Спасибо, сынок, — поблагодарила тётя Фрося.

— Только… — начал было Фазыл, но умолк.

— Что «только»? — повернулся к нему Виктор.

— Видите ли, другу моему надо к профессору Филатову…

— Тогда, может, и я смогу быть вам полезен? Давайте так и договоримся: завтра после поминок я вас сразу же отвезу и представлю профессору.

— Нет, Виктор Фомич, — мягко возразил Фазыл. — Сначала отвезём Рустама в клинику, а потом уже поедем на кладбище…

— А какая разница, куда раньше, куда позже? — ничего не понял Солдатов.

— Рустаму не надо ездить на кладбище. Там даже каменное сердце не выдержит. А у него глазные нервы повреждены. Ведь Рустам сюда за светом, за зрением приехал. Не потерять бы ему последнюю надежду на излечение.

Рустама и тронула забота друга, и причинял новую боль. «Вот она, моя доля! — горько подумал он. — Даже последний дружеский, солдатский долг перед соратницей, перед человеком, который спас мне жизнь, исполнить нельзя». Он начал было возражать, пытался доказать, что всё это напрасные страхи, заверял, что постарается держать себя в руках и не очень давать волю нервам, но… Все соглашались с Фазылом и мягко, но настойчиво отговаривали Рустама от поездки на кладбище. Наконец скрепя сердце он сдался.

— И не вздумай обижаться, — предупредила Аня. –

Мы тебе лишь добра желаем. А чувства твои отлично понимаем. Знаем, Катя тебе по-особенному дорога…

На следующий день рано утром Солдатов усадил всех в машину, и вскоре они уже были у глазной клиники.

Когда Виктор взял Рустама под руку и повёл к кабинету профессора, того охватило такое волнение, что его мог заметить всякий, даже самый ненаблюдательный человек. Ноги стали ватными и плохо слушались, спина будто одеревенела, по пей забегали колкие холодные мурашки. Сердце билось неровно и гулко, не хватало воздуха. Вот сейчас, через минуту-другую, он встретится о самим Филатовым! Профессор осмотрит израненные глава, помолчит, собираясь с мыслями, и несколькими словами решит его судьбу. Окончательно и бесповоротно…,

Мысли эти не давали Рустаму покоя с того дня, как они оказались с Фазылом в Одессе, но сегодня, особенно сейчас, в тиши больничного коридора, когда до встречи с профессором остались считанные мгновения, от них кружилась голова и дурманящим холодом сковало сердце.

Солдатов, конечно, заметил, в каком состоянии Рустам, и с нарочитой грубоватостью сказал:

— Что с тобой, Шакиров? Ты же солдат, разведчик!.. Или уже самодемобилизовался? Напрасно и… непростительно. Извини меня, но я сантиментов пи по какому, даже самому серьёзному поводу не люблю. Немедленно возьми себя в руки!

— Я и сам удивляюсь! Ехал — радовался, а сейчас… — смущённо отозвался Рустам. — Знаете, товарищ майор, если уж говорить начистоту, то боюсь я, прямо— таки по-заячьи трушу!

Солдатов невесело усмехнулся.

— И всё равно — нервы в кулак!

Слова эти прозвучали как команда.

— Есть нервы в кулак! — бодро ответил Рустам и даже вытянулся по стойке смирно.

Солдатов провёл Рустама в кабинет Филатова и представил его:

— Мой ташкентский друг, бывший находчивый и бесстрашный разведчик. Во время выполнения важной боевой операции был тяжело ранен и потерял зрение. Надежда теперь только на вас.

— Ну, я тоже, батенька, не господь бог, — добродушно проворчал Филатов. — А посмотреть, конечно, посмотрю. И помогу, насколько, разумеется, это в моих силах… Да-с… Ну так садитесь, бесстрашный разведчик.

Едва начав осмотр, профессор выпрямился и некоторое время стоял молча, будто припоминая что-то.

— Погодите, погодите… — заговорил он наконец. — Вы, кажется, уже приходили ко мне, когда я жил в Ташкенте?