Олег Павловский - Не оглядывайся, сынок

От Вали письмо повеселее. Ей присвоили разряд, и она довольнехонька. Расписывает свою работу, словно не за станком по десять часов стоит, а на сцене выступает. Поправилась, пишет, поздоровела. Ага, так я и поверил! А вообще-то все может быть. Когда работаешь с удовольствием, работа только на пользу здоровью идет.

Затемнение еще не сняли, но в городе уже налаживается мирная жизнь. Дежурства по гражданской обороне сократили, восстанавливают разрушенные бомбежкой дома. И с питанием стало лучше: по продовольственным карточкам даже сливочное масло дают, иногда и мясо. И очереди в магазинах стали меньше. И вот еще, самая главная новость: Гриша Терешин добился-таки своего, чуть ли не до командующего военным округом дошел. «Он же маленький, — иронизирует Валя, — ему любая щель нипочем, пролезет». Кажется, в школу разведчиков определили. Взял у Вали номер моей полевой почты, обещал написать. Ну, молодец, Гриша! Значит, только Журавлев из мальчишек нашего класса остался в тылу… Да, Журавчик, не повезло тебе с глазами, тут уж винить некого.

В конце Валя все-таки не удержалась, приписала, как и Родители: «Береги себя, Леша!» Будто это от меня зависит! Или они хотят, чтобы я головы не высовывал из окопа? Не знают, что труса пуля в первую очередь разыщет, где бы он ни спрятался. И еще Валя пишет, что будет ждать, очень будет ждать…

Где-то на левом фланге через определенные промежутки времени стрекочет пулемет. Наш или немецкий, что-то не разберу. Скорее всего, немецкий. Фрицы очень боятся темных ночей.

Неподалеку от меня похрапывает в своей «кишке» Пушкин. Его храп легко отличить от чьего другого. Сначала Пушкин с тонким присвистом втягивает в себя воздух замирает на долю секунды, а затем издает резкое и хриплое карканье, будто ворон с простуженным горлом. Как он сам в это время не просыпается, уму непостижимо.

Мне спать не хочется, уж очень хороша и редкостно покойна эта ночь, с Валей бы сидеть на берегу тихой речушки под серебрящейся ивой. Но спать все же надо. Я натягиваю шинель, поворачиваюсь на бок. В нос ударяет запах сухой глины, тянет чихать.

И только начал смаривать сон, как на меня прыгнуло и затаилось что-то легкое, едва ощутимое сквозь толстое сукно шинели.

«Тарантул!» — проносится в голове.

Я никогда не видел тарантулов, знаю только, что живут они на юге, похожи на больших пауков, умеют прыгать и укус их смертелен. Об этом нам рассказывал, кажется, учитель зоологии. А может, я вычитал где-то или не учитель, а кто-то другой о них рассказал. Во всяком случае, мозг сверлит одно: «Смертелен… Смертелен. Смертелен…»

Липкий, вяжущий страх останавливает сердце, перехватывает дыхание, высушивает рот.

Несколько ночей назад меня разбудил резанувший по глазам ослепительный свет. Прямо над моим окопом висела, медленно и зловеще опускаясь, осветительная ракета. Где-то в черноте неба кружил самолет. И тут же я услышал резко нарастающий свист фугасной бомбы. «Вот и все, отвоевался», — сказал я себе и закрыл глаза. Страха не было. Было какое-то странное, совершенно невразумительное чувство отрешенности от всего окружающего мира. Пустое и звенящее. Бомба глухо шмякнулась в землю. Со стенок окопа посыпалась земля.

Сейчас ахнет… Сейчас… Или я оглох? Или меня уже нет?.. Ну же, ну… Какого черта?!

Бомба не взорвалась. Кто-то из нашего расчета родился в рубашке. Возможно, и я.

Нервы расслабились. Я мгновенно заснул. Все это длилось не больше минуты и было как сон. Наутро саперы откопали бомбу — она зарылась метрах в пятнадцати от моего окопа — отвезли подальше и подорвали. Я слышал этот взрыв. Ничего, солидная была штучка.

Погибнуть на войне от разрыва бомбы, снаряда или пули — явление закономерное. Но от укуса какого-то паука Так и подмывает выпрыгнуть из окопа и бежать, бежать без оглядки. Ведь это не простой паук, это тарантул. Стоит только пошевелиться, обнажить свое тело — и он вопьется в тебя ядовитым своим жалом. А может, не жалом — зубами? Есть у тарантула зубы или нет? Прыг!..

Невесомая тяжесть перемещается ближе к плечу. Еще прыжок — и он вопьется в шею, в руку, в лицо… Лихорадочно, как в бою, работает мозг. Мокнут ладони, холодный пот проступает на лбу. Может, резко повернуться и пришлепнуть тарантула? А если промахнешься? Черт бы побрал эти южные края! Решаю запахнуться в шинель так, чтобы не то что тарантул — блоха не проскочила.

Дышать под шинелью нечем. Поднятая моей возней глинистая пыль забивает нос. Проковыриваю около рта малюсенькую дырочку. В нее начинает сочиться прохладный воздух. Пью его экономно, расчетливыми глотками.