48
Он поглядел на три запыленные легковые машины, стоявшие у входа в контору, одна из них, «эмочка», принадлежала начальнику шахты, на второй, ЗИС-101, ездил секретарь обкома, а третья, иностранной марки, кажется, принадлежала директору военного завода, расположенного у соседней железнодорожной станции.
— Зря пришёл, хоть и вызывали, начальство собралось,— сказал Иван Павлович, обращаясь к шофёру шахтной машины, с которым был знаком.
— Чего зря, раз вызывали?
Новиков рассмеялся:
— Знаешь, если уж три машины собралось, значит начальство заседание устроило. Увидят друг друга — и заседать, уж без этого не могут. Сами не рады. Притяжение.
Знакомый шофёр рассмеялся, девушка, сидевшая у руля заграничной машины, тоже улыбнулась, а водитель обкомовского ЗИСа неодобрительно нахмурился.
В это время из открытого окна конторы выглянул начальник шахты и сказал:
— А, Новиков, зайдите к нам сюда.
В коридоре, увешанном объявлениями, Новиков узнал от встретившегося ему начальника участка Рогова, что на шахту приехал уполномоченный ГОКО, провёл техническое совещание.
— Он сейчас у начальника шахты,— сказал Рогов и, подмигнув Новикову, добавил: — Не робей, брат.
— Эх, куда же мне Машу девать,— растерянно оглянулся Новиков.— Я думал на минутку меня вызывают, акт подписать.
А Маша ухватила крепко отца за руку и предупредила:
— Папа, ты меня не оставляй, я крик подниму.
— Чего кричать, посидишь с бабушкой-уборщицей, тётя Нюра, ты ж её знаешь,— просительным шёпотом сказал Новиков. Но в это время открылась дверь кабинета, и юная секретарша начальника шахты нетерпеливо сказала:
— Где же вы там, Новиков?
Иван Павлович подхватил на руки Машу, зашёл в кабинет.
Начальник шахты Язев, красивый, тридцатипятилетний человек с правильными, строгими чертами лица, с чётко сомкнутыми губами, одетый в щегольскую гимнастёрку, подпоясанную широким поблёскивавшим кожаным поясом, ходил по кабинету, приятно поскрипывая ладными, хромовыми сапогами. У письменного стола сидело несколько человек. Один из сидевших, в поношенном генеральском кителе, был мужчиной богатырского роста, с широкими пухлыми плечами, со спутанными волосами, нависшими над широким лбом, с набрякшими под глазами мешками. Второй, сидевший в кресле начальника шахты, небольшого роста, в очках, с тонкими губами и желтоватым бледным лицом не спящего по ночам человека, был одет в светло-серый летний пиджак и светло-голубую рубаху без галстука. Перед ним на столе лежали раскрытый портфель, пачки бумаг, широкие мятые полотна синей кальки. У стен на стульях сидели жёлтозубый, нахмуренный директор угольного треста Лапшин и секретарь шахтпарткома Моторин, седеющий, румяный, кареглазый, обычно подвижной, весёлый и громкоголосый, сейчас лицо его казалось озабоченным и смущённым.
У окна стоял знакомый Новикову по областному стахановскому совещанию, проходившему в мае месяце, секретарь обкома партии по промышленности — худощавый, высокий человек в чёрной куртке с отложным воротником. Он и лицом и фигурой напоминал старого приятеля Новикова, подземного слесаря Черепанова.
— Вот, Георгий Андреевич, это и есть Новиков, проходчик,— сказал Язев, обращаясь к сидевшему за столом бледному человеку в очках. Поморщившись, он вполголоса сказал:
— Зачем вы с ребёнком явились. Ведь вызывал вас начальник шахты, а не заведующая яслями.
Он сделал ударение на втором «я» — ясля́ми — и слово от этого показалось каким-то обидным и смешным.
— Да она, пожалуй, переросла для яслей,— сказал секретарь обкома по промышленности: — Тебе сколько лет, девочка?
Маша, смущённая непривычной обстановкой, ничего не ответила; округлив глаза, загадочно смотрела в окно. Искоса она быстренько глянула на отца, как он,— тоже, может быть, растерялся, неожиданно увидев столько незнакомых дядек? Но отец успокаивающе погладил её по голове.
— Ей четвёртый год,— сказал Новиков,— я думал, меня на минутку вызвали, подписать акт о неисправности в подводке сжатого воздуха… А что касается яслей, то ведь закрыты и ясли и детский сад, у них карантин.
— Вот оно что! — сказал очкастый.— А по какому поводу карантин?
— Несколько случаев кори было,— сказал Моторин и виновато покашлял.
А Новиков добавил:
— Уж девятый день закрыты.
— Вот оно что, уже девятый день,— сказал очкастый Георгий Андреевич, покачал головой и спросил: — А что это за неисправность с подачей сжатого воздуха? Зачем протоколы подписывать, не проще ли исправить то, что неисправно?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу