Анатолий Полянский - Война - судья жестокий

Сом поспешил, конечно, в тот же день сунуть меня в наряд. Другие, мол, через день на ремень наяривали, а ты сачка давил, так что пойди попляши, чтобы служба не показалась медом. И упек в мерзопакостное «лакейское» место — посыльным по штабу, где каждый начальничек, даже писарчук, имел шанс тобой распорядиться в деловых и личных интересах. Но, как потом оказалось, я должен был старшине в ножки поклониться. Так случилось, что ночью совершенно случайно мы встретились с Надин…

Вечер выдался суматошный. Из дивизии внезапно нагрянула очередная комиссия, и мне пришлось того вызывать, этого разыскивать, тому доставлять срочную бумаженцию. К полуночи я вымотался так, что едва волочил ноги. Дежурный по полку заметил мой измученный вид и, когда в штабе стихло, сказал:

— Иди, Иванцов, приляг минут на триста, а к половине шестого будь здесь как штык.

Я был ему безмерно благодарен и, с трудом сгибая колени, поплелся в роту, а путь выбрал покороче. К северу от расположения полка начиналась «зеленка», приближаться к которой, особенно в темное время суток, строго запрещалось. За линией опоясывающих окопов могли находиться боевики. Попасть под пулю снайпера, оснащенного прибором ночного видения, ничего не стоило, но от штаба к нашим палаткам тут было заметно короче… Надин тоже направилась этой дорогой, то ли не зная об опасной зоне, то ли, как и я, пренебрегая установленными правилами. Она задержалась в штабе, принимая по ВЧ шифровку из дивизии, весь день провела в душном кабинете, дико устала и решила подышать свежим воздухом. Тут-то, на беду или на радость, пересеклись наши дорожки. Это была судьба! Наша встреча, я уверовал потом, была предопределена свыше.

— Неужели ты? — не поверил я глазам, увидев любимую женщину. — Как ты здесь оказалась?

— Попутным ветром занесло.

— Здесь ведь опасно! — ужаснулся я.

— Зато я встретила тебя… Здравствуй, родной!

Мы ринулись в объятия друг другу и забыли обо всем на свете, благо вокруг никого не было, а над землей висела ночь.

— Ты не представляешь, как тяжко не видеть тебя так долго, — простонала Надин. — Больше так не могу…

— Думаешь, я железный?

— Что же нам делать, Костик?

Вместо ответа, которого не существовало, я сжал ее в объятиях. Болтая о пустяках, мы сошли с тропы, присели на свежеоструганный столб и стали целоваться. Я весь горел, точно меня изнутри поджаривали. Надюша тоже трепетала в моих руках, как былинка на ветру. Я чуть было не уложил ее прямо в траву, но услышал:

— Нет, Костик! Не здесь!.. Знаешь что, дорогой, идем ко мне!

— К тебе? Домой? — спросил ошеломленно.

— Да! — твердо сказала Надин. — Гори все синим пламенем.

— А муж?

— Он сегодня начальник караула…

Я вспомнил: рота вечером действительно заступила в гарнизонный наряд. Ребята стоят сейчас на постах, охраняя полк и соседствующие с нами медсанбат, дивизионные вещевые склады, а также расквартированные тут же разные спецподразделения.

— А соседи? — слабо возразил я, хотя готов был, задрав штаны, бежать с любимой женщиной куда угодно.

— Да спят уже давно, — с досадой сказала Надин. — И плевать на все и всех! Хоть одна ночь, но наша!..

Семейный бокс ротного оказался крошечной комнатушкой с мизерной кухонькой в щитовом бараке. Не знаю, как тут можно было постоянно обитать, но сейчас это не имело значения. Наступила ночь неистовой любви, которую словами не описать. Мы забылись, мы не могли никак насытиться друг другом. Нервы обнажились до предела. Прикосновение женских рук било электрическим током.

Единственное, о чем следовало помнить, — соблюдение тишины. От соседских боксов отделяли тоненькие стенки, сквозь которые проникал любой звук. Но эмоции били через край, и этого нельзя было не услышать.

В единственное окошко бокса вполз мутный рассвет. Я поглядел на часы. Надин заметила жест, прижалась всем телом. Упругая с торчащими сосками грудь продавила мою кожу. Губы, мягкие, податливые, пахли парным молоком. Мы снова забылись, потеряв счет времени, а когда очнулись, шел шестой час. Натянув обмундирование, я на прощание торопливо прижался к губам моей изумительной женщины, еще не ведая, что это наш последний поцелуй.

— Такого со мной никогда еще не было, — шепнула Надин в самое ухо. — Спасибо, милый!

— У меня, родная, такое же ощущение! — приглушенно воскликнул я, с трудом освобождаясь от обвивших шею рук. И снова почуял запах парного молока, еще не зная, что он будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.