Андрей Житков - Жизнь и смерть сержанта Шеломова

— Что ты делаешь? Отдай деньги, подонок! — закричал он. Дальше все произошло мгновенно. Пока лейтенант спрыгивал с башни, земляк бросил деньги и заскочил на подножку бронетранспортера.

— Ходу! — заорал прапорщик, и бронетранспортер, ловко разминувшись с танком, рванулся в туннель, подминая под себя жидкие кустарники обочины.

Земляк спрыгнул сверху:

— Козел, сволочь, лейтенантишка драный, чистенький какой, сволочь, выискался! — ругался он. — Товарищ прапорщик, что теперь делать будем?

Прапорщик нагнулся в люк:

— Не шугайся! Номеров он не увидел. А мы по дороге чего-нибудь добудем.

Вынырнув из туннеля, «бэтээр» понесся, сигналя встречным машинам. Земляк пнул Митю в бок:

— Чего расселся, козел! Дай воды.

Митя протянул ему флягу. Его колотила дрожь. Было противно поить его водой, и прапорщик был тоже противен. «Господи, что же мы делаем? Мы же мародеры, нас убивать надо. Знай земляк, что ему ничего не грозит, он бы весь автобус расстрелял, чтобы достать из штанов замусоленные бумажки. Вот не везет с земляками, все какие-то фашисты, сволочи! Это все закон силы. Когда не надо думать, а только выполнять приказ, когда умные не в почете, тогда в почете сильные. Или нужно стать сильным, переделаться, или всю службу тащить тяжелый груз других. Любовь к ближнему — дерьмо! Что-то я не видел, чтобы меня кто-нибудь любил…»

— Все к машине! — крикнул прапорщик сверху.

В долине стоял зной. Асфальт продавливался под ногами. На дорожной насыпи кверху брюхом лежал обгоревший автобус. «Подорвался на мине», — догадался Митя. Под ногами хрустели осколки вылетевших стекол. Прапорщик тщательно обследовал автобус и вытащил пару уцелевших сидений, кинул их Мите:

— Держи! — Митя потащил сиденья к бронетранспортеру.

— Ключи захвати! — крикнул ему вслед водила. — Резину снимем.

Переднего моста не было, видимо, улетел далеко, но зато на заднем были целы оба колеса. Они отвинтили их и, закатив на дорогу, подняли на башню бронетранспортера. Потом развернули машину и стали ждать колонну, которая гремела где-то за горизонтом, в солнечном мареве.

Скоро показались полковые бронетранспортеры. На люке первого сидел Пыряев. Он погрозил прапорщику кулаком, но останавливаться и выяснять, почему отстали, не стал.

В Кабуле они опять отстали от колонны и заехали в тот же дукан. Вся операция заняла минуты две: Митя с Вилькиным скинули с «бэтээра» колеса и сиденья, а дуканщик с сыновьями быстро закатили их в свой дворик.

Пока ехали до полка, прапорщик пересчитал деньги и разделил их на три части: старикам и себе по восемьсот афгани, а Мите с чижиками была отдана оставшаяся бутылка кока-колы.

Перед тем как спрыгнуть с бронетранспортера около своего модуля, прапорщик крикнул Мите в люк: «Учись, сержант! В следующий раз поедешь командиром машины». Митя кивнул, хотя кивать вовсе не собирался. Он чувствовал себя совершенно измученным и разбитым, хотя весь день просидел в бронетранспортере. У него было одно желание — уткнуться лицом в подушку и все забыть, а завтра будет новый день, на один день меньше.

«Здравствуй, милая моя, дорогая мамочка! Собирался писать тебе часто, а получилось, что опять три недели не писал.

Сейчас наш взвод стоит на охране комендатуры, города. Из хозяйственников превратились в охранников. Служба, надо сказать, очень ленивая. Днем можно спать, сколько влезет.

В городе очень жарко, а здесь много зелени, и в тени деревьев жара чувствуется не так сильно. Кормят нас прекрасно — привозят из полка все горячее. Кино нету, но зато есть телевизор, и нас каждый вечер усаживают смотреть программу „Время“.

Рядом с нами находится стадион, и мы частенько слышим из своей комендатуры, как орут зрители и болтают комментаторы. В общем, жить здесь совсем не скучно, хотя порой и нечего делать.

Отношения с ребятами братские. Меня уже пригласили отдыхать в Сочи, у нас один парнишка оттуда.

Спасибо тебе за адрес Сергея Палыча. Помнишь, как мы с ним спорили? Теперь будем спорить в письмах.

Больше особенно рассказывать не о чем. Чувствую себя хорошо, не болею, не хандрю. Хоть и рано еще считать дни до дембеля, но все равно — считаю, и осталось их не так уж много — 420.

На охрану комендатуры их поставили поздно вечером, на бронетранспортерах связистов. Пыряев хорошо устроился в здании комендатуры на койке у телефонов. Троих он оставил с собой на втором этаже. Там был огромный балкон, где стояли кровати без матрасов. Наверху, естественно, остались старики.