Пьеро Дельи Антони - Блок 11

– «Ибар»… замечательные сигареты. Как ты умудрился их раздобыть?

– Мне принесли их по моему заказу из магазина на углу, он открыт всю ночь, – ответил, засмеявшись, Моше.

Из того же тайника под своей курткой он достал металлическую зажигалку, нижняя половина которой была покрыта шагреневой кожей.

– Прошу!..

Эсэсовец, запихнув свою палку обратно за поясной ремень, положил одну сигарету в карман, а кончик второй засунул в рот. Взяв зажигалку, он щелкнул ее механизмом.

– Красивая… – восхищенно сказал он. – И функционирует хорошо. Черт тебя побери, Моше… А ты умеешь устраиваться в жизни, да?

Обершарфюрер задумчиво посмотрел на огонек зажигалки, а затем поднес его к кончику торчавшей изо рта сигареты. В другой руке он продолжал держать фотографию. Элиас все никак не мог оторвать взгляд от своей реликвии. Эсэсовец с наслаждением несколько раз затянулся сигаретой. Обершарфюрер, похоже, не собирался возвращать зажигалку: он держал ее на ладони и внимательно разглядывал.

– Великолепная… – вздохнул он. Затем сделал по-военному строгое лицо и сказал: – А теперь можете возобновить ваши обсуждения. Когда примете решение, позовите меня. Но не позднее шести утра.

Он повернулся, собираясь уйти.

– Иоганн… – позвал его Моше.

Эсэсовец неохотно оглянулся:

– Чего тебе, Моше? Ты хотел мне что-то сказать?

– Фотография… – Моше взглядом показал на фотографию.

– Комендант приказал мне докладывать ему обо всем, что происходит в этом бараке. Фотография конфискована.

При этих его словах лицо Элиаса перекосилось от отчаяния.

– Ида! – С этим криком раввин бросился к уже повернувшемуся к нему спиной эсэсовцу, намереваясь выхватить у него из руки снимок. Однако обершарфюрер, даже находясь к Элиасу спиной, догадался – а может, он это предвидел – и резко отскочил в сторону. Протянутая рука Элиаса поймала лишь воздух. Обершарфюрер, бросив зажигалку на пол и схватив палку, замахнулся и ударил ею по плечу раввина, не успевшего ни отпрянуть, ни хотя бы защититься рукой.

Элиас, вскрикнув от боли, повалился на пол. Обершарфюрер, подскочив к нему поближе, начал яростно бить его ногами сначала по спине, а затем в бок. Жуткие стоны, которые издавал Элиас, еще больше разозлили эсэсовца, и он начал бить раввина и по голове.

– Arschloch! [77] Как ты смеешь… нападать на немца? Я тебя сейчас хорошенько проучу…

Превращенная от ударов в кровавое месиво плоть издавала еле слышные хлюпающие звуки. Из уха Элиаса, расползаясь лужицей по полу, потекла струйка крови. Раввин уже больше не двигался. Его тело превратилось в бесформенную массу. Ни у кого из семи других заключенных не хватило мужества вмешаться. Они лишь молча наблюдали за зверским избиением, происходившим прямо у них на глазах.

– Хватит, Иоганн, хватит… – наконец сказал тихим голосом, набравшись храбрости, Моше.

Häftlinge, притащившие сюда, в этот барак, котел с похлебкой, стояли, едва не окаменев от ужаса.

Гнев обершарфюрера потух так же внезапно, как и вспыхнул. Эсэсовец перестал бить раввина. Он от напряжения вспотел и дышал очень тяжело. Поправив свое обмундирование, он направился было к выходу, но, заметив, что его палка забрызгана кровью, наклонился и вытер ее краем валяющейся на полу одежды Элиаса.

Затем он посмотрел на неподвижное тело раввина.

– Мне придется доложить обо всем коменданту, – сказал он не столько находившимся в бараке заключенным, сколько самому себе. – Он будет недоволен.

Обершарфюрер вышел из барака, а вслед на ним, подняв подвешенный на палке котел, засеменили и двое приносивших похлебку заключенных. Дверь барака захлопнулась.

– Пойдемте, поможете мне, – сказал Моше. – Давайте положим его на одеяло.

С всевозможными предосторожностями Моше, Берковиц, Иржи и Пауль подняли Элиаса с пола. Голова раввина была залита кровью, его лицо опухло, он уже еле дышал.

– Осторожно! – сказал Моше, когда они вчетвером стали укладывать Элиаса на кипу одеял в самой темной части прачечной.

Мириам наклонилась над своим мужем и ласково погладила его по груди. Потом она посмотрела на стоявших рядом мужчин угрюмым взглядом.

– Уйдите! – потребовала она.

– Мириам… – начал было возражать Моше.

– Уйдите! – крикнула Мириам.

Склонившись затем над мужем, она обняла его, невольно вымазывая свою одежду в его крови.

– Элиас… – прошептала она.

Раввин ничего не ответил.

Комендант, сидя в своем кабинете на мансардном этаже, полностью погрузился в атмосферу шахматной партии. Вдруг послышался стук в дверь. Брайтнер поднял глаза и посмотрел на часы с маятником и с золотой отделкой, принесенные сюда, как и остальные предметы обстановки комнаты, из «Канады». Какой-то еврей был настолько глуп, что прихватил их с собой, когда его повезли на поезде сюда, в Аушвиц… В дверь снова постучали, и Брайтнер недовольно поморщился. «Какого черта?…» – мысленно возмутился он. Его внезапно охватила сильная тревога – как будто от результата этой шахматной партии зависело что-то очень-очень важное.