Пьеро Дельи Антони - Блок 11

– К чему это ты клонишь?

– Скажи мне, где ты спрятал деньги. Комендант – человек алчный. Он присвоил себе имущества, утащенного из «Канады», больше, чем все остальные местные эсэсовцы вместе взятые.

– А стоит ли мне тебе доверять?

– Это наш последний шанс. Мы можем подкупить Брайтнера.

– Он не позволит нам выбраться из этого лагеря.

– Ну конечно, не позволит. Но он может перевести нас в больницу, сделать нас писарями у врача. А еще может перевести нас в регистратуру. Или в любое другое подразделение, где тепло, безопасно и лучше кормят. Там нам останется всего лишь дождаться конца войны.

– Конца войны… Ты и в самом деле веришь, что мы сможем его дождаться? Ты думаешь, что, когда русские будут уже совсем близко, немцы просто возьмут и уйдут, а нас оставят здесь в качестве подарка русским по поводу их благополучного прибытия? Ну и наивный же ты!.. Никто из нас не выйдет отсюда живым, потому что мы знаем, что здесь происходило. Гиммлер истребит нас всех до одного и затем станет заявлять перед всем миром, что мы умерли от сыпного тифа. Эсэсовцы разрушат газовые камеры и крематории и скажут, что здесь ничего ужасного не происходило. Скажут, что здесь был обычный лагерь для военнопленных – не более того. И наверняка найдутся те, кто им поверит. «Миллионы уничтоженных евреев? А какие вы можете предъявить доказательства?»

– Подумай, Берковиц. Даже если нам удастся благополучно пережить эту ночь и выбраться из этого барака, мы не доживем не только до прихода русских, но даже и до следующей зимы. Сюда прибудут целые толпы из Венгрии, опять начнутся селекции… И тогда ты с твоими очками уж точно не сможешь отвертеться.

Берковиц помрачнел.

– Да, не смогу.

– Тогда почему бы не попробовать? По крайней мере твоим деньгам найдется хоть какое-то применение.

Берковиц покачал головой.

– Для меня уже все кончено. Деньги мне отсюда выбраться не помогут. Однако я могу посодействовать тому, чтобы сюда не попали другие.

– Не понимаю…

– Ты слышал, что недавно говорил Элиас? В Венгрии готовятся крупномасштабные депортации – точно такие же, какие были у нас, в Польше.

– Ты не сможешь заплатить за спасение целого миллиона евреев.

– Зато я смогу при помощи денег убедить кое-кого вмешаться.

Яцек фыркнул.

– Не тешь себя иллюзиями, как вот он… – Яцек показал на Отто. – Или как они… – Он показал на Пауля и Элиаса. – Мы с тобой во многом похожи. Среди этих людей только мы с тобой на самих себе испытали, что такое нищета…

– Откуда тебе известно, что я прошел через нищету?

– У человека не может быть такой хватки и такой хитрости, какая есть у тебя или какая есть у меня, если он не прошел через настоящую нищету… Наша сила заключается в том, что мы научились думать лишь о самих себе. Только таким способом можно выжить здесь, в концлагере.

– Я тоже так рассуждал… до этой ночи. А теперь взгляни на меня: как я ни хитрил, а все равно угодил в эту ловушку. Моя жена и моя дочь находятся в безопасности в Лозанне – я, к счастью, все же принял кое-какие меры предосторожности. Сегодня ночью я понял, что если пытаться спасти только одного себя, то пойдешь на дно вместе со всеми остальными.

Яцек вытянулся на одеяле. Он уже так ослабел, что у него даже кружилась голова. Внутреннее пространство барака вокруг него, как ему показалось, начало покачиваться, и он закрыл глаза. Берковиц тоже сомкнул веки, сняв очки и аккуратно положив их рядом с собой на пол.

– Смотри, – сказал Иржи Мириам, лежавшей рядом с ним и обхватившей его рукой за плечи, как будто он был ее ребенком. – Яцек и Берковиц, наверное, что-то замышляют. Эти двое внушают мне страх.

Мириам, даже не открыв глаз, пожала плечами.

– Не переживай, они не могут причинить тебе никакого вреда, – сказала она. – Они еще больше напуганы, чем мы.

Они полежали некоторое время молча, слушая дыхание друг друга.

– Мириам…

– Что?

– А что чувствуешь, когда рожаешь ребенка?

Мириам приоткрыла глаза и посмотрела на Иржи.

– Меня интересует, какие ощущения при этом испытываешь, – продолжал говорить Иржи. – Понимаешь мне всегда хотелось родить ребенка. Ребенок… Маленький человечек, которого ты произвел на белый свет и которого без тебя никогда бы не существовало… Это почти то же самое, что быть Богом, сотворившим человека разве не так?

Мириам улыбнулась. Это была ее первая улыбка с того момента, как исчезла Ида.

– Мне такая мысль никогда и в голову не приходила.