Пьеро Дельи Антони - Блок 11

– …открыл по нему огонь, – перебил своего подчиненного Брайтнер. – Ведь так?

– Именно так, Herr Sturmbannführer. [68] Остальные заключенные утверждают, что он попытался спастись бегством после того, как они решили, что на расстрел пойдет именно он.

– Прекрасно, прекрасно, – пробормотал комендант, сильно затягиваясь сигаретой.

Обершарфюрер растерянно ждал, что еще ему скажет его начальник, и, чтобы скрыть свою растерянность, то и дело затягивался сигаретой. И вдруг комендант резко к нему повернулся.

– Мой дорогой Шмидт, мы потеряли еще одну пешку. Этого и следовало ожидать. В шахматах жертвуют в первую очередь именно пешками. Но это делает данную игру еще более интересной, разве не так?

– Э-э… да, несомненно, Herr Kommandant.

Брайтнер принялся молча курить.

– Простите, Herr Sturmbannführer…. какими будут ваши дальнейшие указания?

– Мои указания?… А, нуда, конечно. – Комендант бросил окурок на землю и раздавил его носком сапога. Шмидт поступил со своим окурком так же. – Мои указания таковы: все должно происходить так, как и раньше.

– Но… может, нам усилить охрану? Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из этих заключенных снова попытался…

– Нет, – перебил подчиненного комендант, – больше они ничего подобного делать не станут – в этом можете быть уверены. Только глупая и ничтожная пешка может совершить такой бессмысленный поступок. Держите меня в курсе всех событий – даже самых незначительных. Не упускайте ничего из внимания. И сообщайте абсолютно обо всем, что могло бы меня хоть чуть-чуть заинтересовать.

– Я могу идти, Herr Sturmbannführer?

– Да… Или нет, задержитесь на секунду. Как по-вашему, Herr Шмидт, кого они выберут?

Обершарфюрер растерянно посмотрел на своего начальника:

– Я… я не знаю, Herr Kommandant….

– Послушайте, Herr Шмидт, я же не требую от вас, чтобы вы написали мне по этому поводу подробный рапорт. Просто скажите мне – так, по-дружески, – кого, по вашему мнению, они решат отправить на расстрел?

– По моему мнению, Herr Sturmbannführer, раз уж помощник капо уже мертв, они выберут самого капо, то есть Яцека.

– Вы в этом уверены, Herr Шмидт?

Обершарфюрер, сам того не замечая, горделиво расправил грудь: ему польстило то, что начальник столь живо интересуется его мнением.

– Да, уверен.

– А Пауля Хаузера они не выберут? Вы о нем, случайно, не забыли?

– Если он человек умный, он будет помалкивать. Никто ведь не заставляет его рассказывать, кто он на самом деле.

– Вы в этом уверены?

Брайтнер как-то криво усмехнулся, от чего его подчиненному стало не по себе. Шмидту подумалось, что ему и самому уж лучше стараться помалкивать.

– Видите ли, Herr Шмидт, ситуация на шахматной доске зачастую оказывается гораздо более запутанной, чем может показаться с первого взгляда. Фигура, которая вроде бы уже обречена, иногда оказывается именно той фигурой, которой делают шах королю… Можете идти, Herr Oberscharführer.

Шмидт вытянулся по стойке «смирно» и тут же вскинул руку в нацистском приветствии. Затем повернулся и пошел прочь, однако не успел он сделать и двух шагов, как комендант его окликнул:

– Herr Oberscharführer!

Шмидт обернулся.

– Я передумал, – сказал Брайтнер. – Все остается как и прежде – все, кроме одного. Скажите заключенным, что я по-прежнему жду, когда они назовут мне одно имя. Однако времени на это у них теперь будет меньше. Они должны назвать мне это имя не позднее не восьми, а шести часов утра. В конце концов, число кандидатов на расстрел сократилось, и поэтому выбирать им будет легче.

Обершарфюрер снова вытянулся по стойке «смирно» и удалился.

Брайтнер, вернувшись в дом и оказавшись в столовой, сел на свое место, положил на колени салфетку и взялся за ложку.

– Какие-то проблемы, дорогой?

Брайтнер улыбнулся.

– Нет-нет, никаких, – ответил он, поднося ложку ко рту. – Так, обычные хлопоты.

Обершарфюрер снова появился в прачечной примерно через полчаса после того, как сообщил, что доложит о произошедшем инциденте коменданту лагеря.

Услышав, как заскрипела дверь, заключенные вздрогнули. Один лишь Пауль даже и бровью не повел.

Яцек тер щеку, на которой от удара кулака Алексея образовалась огромная гематома. Увидев обершарфюрера, он, как и все остальные, вытянул руки по швам и замер.

Эсэсовец обвел всех взглядом. Его губы искривились в издевательской усмешке, от которой заключенным стало не по себе.