Максим Шахов: Концентрация смерти

– Вы знаете латынь?

– Мы же на ней в костеле молимся, – как само собой разумеющееся сказала красавица. – У меня нет таких денег. Это целое состояние.

– С меня хватит и продуктов вместе с корзинкой.

– Я только примерю. – Голос девушки дрогнул, она бережно надела перстень на палец, полюбовалась сияющим камнем.

И тут послышались крики. Полиция уже теснила народ на рынке, не давала никому выйти в город.

– Спрячьте перстень, отдайте мне. Заберут, – взволнованно зашептал Михаил.

Девушка рвала перстень, но тот не хотел сниматься с пальца, застрял.

– Не могу, – в отчаянии произнесла она.

Прохоров взял ее руку, перевернул перстень камнем внутрь ладони и сжал ей пальцы.

– Надеюсь, обойдется. Держимся вместе.

В этот момент он больше думал о себе, а не о спутнице. Рядом с местной девушкой он мог сойти за ее родственника, жениха или односельчанина, а продуктов хватило бы, чтобы откупиться от полиции за отсутствие документов.

С оцепленного рынка, наконец, стали выпускать людей. Стариков, детей и старух просто гнали прочь, а вот молодых крепких мужчин и женщин с молодежью оставляли на площади.

– Чэсик, – рванулась девушка, завидев знакомого полицая в оцеплении, они тихо обменялись несколькими фразами.

– Ну что? – спросил Прохоров, когда она вернулась.

– Плохо. Чэсик выпустить нас не сможет, командир рядом. Повезут в Пинск на сборный пункт. Оттуда в Германию на работы. Угораздило же меня с тобой связаться, и заступиться никто не успеет…

– Держись рядом. Что-нибудь придумаем. Тебя хоть как зовут?

– Марта.

– А меня Михаилом.

Момент опасности заставил перейти на «ты».

В товарные вагоны загнали мужчин и женщин с вещами, не обыскивая, не интересуясь документами, не составляя списков, лишь считали по головам, как стадо. Бюрократическая селекция, вероятно, предполагалась на сборном пункте в Пинске.

Паровоз дал гудок, состав тронулся, застучал колесами. В набитом вагоне слышались плач, причитания. Марта сидела на дощатом полу и всхлипывала.

– Не надо слез, – Прохоров приобнял девушку.

– Я домой хочу, – по-детски всхлипнула она и глянула на перстень. – Все из-за него. Захотелось красивой побыть. Королева нашлась.

– Еще сегодня будешь дома, – убежденно произнес Прохоров.

– Шутишь? Мне не до смеха.

Михаил вытащил из голенища тонкое ножовочное полотно, просунул его в щель между досок пола и принялся энергично пилить. Люди в вагоне примолкли. Кто-то из парней попытался его остановить, но Прохоров зло послал его матом, тот притих.

Когда два пропила были готовы, Михаил выбил куски досок ногой. В проеме замелькали шпалы.

– Я боюсь.

Михаил сорвал с девушки платок, обернул им корзинку с продуктами и опустил в люк, разжал пальцы. Состав шел по крутому повороту, а потому сбавил скорость.

– Ты что сделал?

– Теперь и мы следом. Спускайся, уцепишься руками за край и разожмешь пальцы, – сказал он Марте. – Никто нас не переписывал, когда загоняли в вагон, – Прохоров понимал, что, если выпрыгнет первым, она так и останется в поезде. – Будешь лежать на шпалах, пока я не подойду.

Он обхватил Марту за талию сзади. Девушка визжала, отбивалась, он буквально силой затолкал ее в люк, а потом нырнул в него сам. Михаила бросило на шпалы, несколько метров проволокло вслед за составом. Он дождался, пока стук колес отдалится, и поднял голову. Паровоз с вагонами уходил за поворот. Он подбежал к неподвижно лежавшей на шпалах Марте, испуганно стал трясти ее.

– Ты жива?

Девушка открыла глаза.

– Я головой ударилась, – приложила она руку к затылку. – Больше ничего не помню.

– Цела, цела… – приговаривал Прохоров, обнимая ее, прижимая к себе.

– И перстень цел, – улыбнулась Марта, мягко отстраняясь от Прохорова.

На Пинском вокзале штандартенфюрер прохаживался перед захваченными на Лунинецком рынке, которым не посчастливилось ехать в одном вагоне с Прохоровым и Мартой. Фотография беглеца из Ченстоховского офлага проплывала в его руке перед лицами людей. Переводчик старательно переводил сказанное:

– Всмотритесь внимательно. Этот человек пропилил доски пола и совершил побег?

Никто не спешил подтвердить, хотя Михаила узнали многие, мужчиной он был видным.

– За покрывательство беглеца будет расстрелян каждый десятый, – предупредил штандартенфюрер.

– Зачем нам его покрывать, он же чужой, не наш, он по-русски говорил, – отозвался молодой парень. – Обматерил меня, а потом они и выскочили в лаз.