Семен Стрельцов - Белые призраки

Двое из трех отпущенных агентов Функа явились в комендатуру, где сообщили об уходе советских партизан на юг.

Через несколько дней гестапо убедилось, что партизаны исчезли, выйдя из-под намеченного карателями удара. Оба агента были повешены по обвинению в связи с советскими партизанами. Штурмбаннфюрер Функ был разжалован и вместе с группой своих помощников — офицеров гестапо отправлен на восточный участок фронта.

Партизанская операция «Рубиновая брошь» была завершена.

В конце 1943 года после недолгого перерыва, отдохнув и набравшись сил, наша чекистская группа была вновь переброшена в тыл врага, где встретилась с боевыми друзьями по Брянским лесам, партизанами Ковпака, которыми теперь командовал Петр Вершигора.

Стояла поздняя осень. Ковпаковцы готовились к очередному, польскому, рейду. Оживленно было на большом хуторе Собычине, где разместился штаб соединения.

Дежурным по гарнизону в этот день был хорошо мне известный ковпаковец — лихой комбат, жизнерадостный, открытой души человек Степан Ефремов.

Нас, чекистов, он встретил как добрых старых друзей. Сменившись с дежурства, он зашел в крестьянскую хату, где разместились мы с командиром группы майором Иваном Юркиным.

Завязалась беседа об общих знакомых по Брянскому лесу: кто где, кого уже нет… Всего лишь несколько месяцев назад ковпаковцы закончили труднейший свой рейд по Карпатам. Было что вспомнить.

— Значит, снова чекисты с нами, — сказал Ефремов. — Вот замечательно! Кстати, знаете, у нас теперь своя чекистка есть, партизанская наша… Да-а. По Брянскому лесу ее вы наверняка не знали — в Сталинском рейде пришла к нам. Александра Демидчик, Карповна, как все мы ее зовем.

— Но почему чекистка? — спросил я.

Комбат улыбнулся.

— Так у нас дружески командиры ее называют…

— За что?..

— Было дело у нас одно. Пожалуй, в общих чертах я вам сейчас расскажу. Не устали, товарищи, хотите послушать?

Беседа затянулась за полночь.

Утром я пошел по Собычину искать штаб соединения. Недалеко от колодца, стоявшего у меня на пути, мне встретилась партизанка с пистолетом в большой кобуре, висевшей на боку. Решил спросить — как пройти к штабу.

— К штабу? — переспросила женщина, усмехаясь. — А вы перед ним, вон эта хата, за колодцем… хата с крылечком.

Это была статная женщина лет двадцати семи, со смуглым лицом и темными блестящими глазами, над которыми четкими прямыми линиями чернели широкие брови.

— А вы… из тех, кто вчера к нам прибыл? — спросила она.

— Да, — ответил я, — а вы откуда знаете?

— Слухом земля полнится… В штабе Ефремова встретите, привет передайте от Карповны.

— Как! — воскликнул я. — Вы та самая Карповна?..

— А вы уже знаете?

— Слухом земля полнится!

Мы рассмеялись.

— Ну, будем знакомы, — сказал я. Назвал себя и в ответ услышал:

— Александра Демидчик.

Впоследствии из уст самой Карповны узнал я в подробностях о том, как она стала «партизанской чекисткой»…

…Был тихий, теплый вечер. На пенечке с длинной цигаркой в руке сидел человек небольшого роста, с проседью в редеющих уже волосах, выбивавшихся из-под лохматой крестьянской шапки. В телогрейке и валенках, с видом отнюдь не воинственным, а сугубо мирным, походил он на украинского «дядька», присевшего отдохнуть у своей родной хаты.

Перед ним догорал небольшой костер, а на коленях лежала карта, над которой он склонялся, покашливая от едкого дыма и размышляя.

Это был Сидор Артемьевич Ковпак — гроза немецких оккупантов, партизанский генерал, за голову которого, как говорили в народе, фашисты давали «столько золота, сколько весит его голова».

Задача, которую он решал, была сложной и ответственной: немцы встали крепким заслоном на пути партизан к намеченной цели. Нужно было прорвать этот заслон быстро и без потерь. Но как и где это сделать, если дороги перекрыты карателями?

Ковпак курил, подбрасывал время от времени сучья в костер, задумчиво глядел на огонь.

Постепенно, сначала смутно, а потом все отчетливее перед ним вырисовывался дерзкий, но в случае удачи самый выгодный для партизан план. Связан он был с показаниями словацкого перебежчика Саксы, доставленного в штаб прошлой ночью.

Мобилизованный гитлеровцами, Сакса, личный шофер командира одного из карательных полков, заявил, что ненавидит немецких захватчиков и долго искал случая перейти на сторону советских войск.