Семен Стрельцов - Белые призраки

Теперь чекисты, стоявшие на берегу, напряженно следили за ним.

— Поздравляем с переправой через реку! — спустя несколько минут приветствовали мы Сильченко.

— Тоже мени ричка… Десна! От Днипро, ото ричка… — с презрительной усмешкой сказал Сильченко, вызвав дружный смех.

В сумерках наша группа подошла ко второй водной преграде. Река была небольшая, но глубокая и быстрая. Мы было призадумались. И тогда, сняв одежду и моментально смастерив из фляг «спасательный круг», первым бросился в воду Сильченко.

«Ура Сильченко, королю вод!», «Беспримерный заплыв Петра Сильченко!» — кричали вокруг, на миг позабыв, где мы и что у нас впереди.

Мы были молоды и радовались самой короткой передышке.

Это было в июне 1942 года на территории оккупированного гитлеровцами Погарского района Орловской области.

Наша разведывательная группа, выйдя из Брянских лесов, должна была добраться до небольшого Воробьевского леса и оттуда, разбившись на группы по три-пять человек, отправиться на выполнение задания. Через неделю мы условились собраться в Воробьевском лесу и вместе вернуться в лагерь. От лагеря до леса было двадцать два километра. Лежал он за двумя реками — широкой полноводной Десной и Судостью.

По данным предварительной разведки, мы знали, что за Судостью, в селе Слобода, расположился батальон немецкой пехоты. Каратели «наводили порядок» в селах, примыкающих к партизанскому краю.

Пройти незаметно мимо этих сел для нас было жизненно важно. Вот почему с нами шел проводником местный житель — партизан из отряда имени Чапаева — Петро. Он должен был вывести нас к Воробьевскому лесу, минуя деревни и села. Мы шли ночью и, не зная местности, целиком полагались на проводника. Это нас чуть было и не погубило.

…Перебравшись через Судость, мы шли уже два часа. Стало светать, когда дорогу нам пересек мелкий, открытый со всех сторон овраг. За оврагом расстилалось поле созревающей гречихи, а за полем, на холме, лежало, как на ладони, большое, нетронутое пожарами войны село. Было странно видеть его уцелевшим. Дымились трубы крестьянских хат. В утренней тишине слышались звуки пробуждающейся жизни: людские голоса, мычание коров, блеяние овец.

Откуда здесь село? Ведь по маршруту никакого села на пути у нас быть не должно. Тревога охватила нас.

— Где мы находимся, Петро?

Петро, наш проводник, стоял перед нами бледный, растерянный. Обратившись к командиру группы Мирковскому, он тихо сказал:

— Товарищ капитан! Виноват. Заблудились, — и чуть слышно добавил: — Перед нами Слобода…

Слобода!.. Именно то село, где стояли каратели. Мы были в открытом поле, почти на глазах у противника. Справа и слева дороги большое движение. Начинался день, уходить назад было поздно. Рядом по дороге на подводах, стреляя в воздух, проехали полицаи. Проскакали верхом на лошадях немцы. Появились на поле крестьяне.

Что оставалось нам делать? Мы затаились в овраге, приготовившись принять бой, если нас обнаружат. Надежды выйти из этого боя живыми у нас не оставалось: слишком неравными были бы силы.

Часов в десять утра один из крестьян, работавших в поле, направился в нашу сторону. Подойдя к оврагу и увидев нас, вооруженных, запыленных, появившихся будто из-под земли, он остолбенел.

— К нам, сюда! — приказал ему вполголоса старшина Яковенко.

Незнакомец спрыгнул в овраг.

— Вас же немцы увидят! — хрипло проговорил он, побледнев от страха. — Их же здесь у нас тьма!

Поминутно оглядываясь, сбиваясь от волнения, он рассказал нам то, что мы уже знали: на днях в их село прибыли каратели.

— Свирепствуют! За малейший проступок наказывают!

Наш комиссар Юрий Бруслов, видя, как напуган крестьянин, нарочито неторопливым, уверенным рассказом о Большой земле, о положении на фронтах постарался успокоить его. В разговоре прошло минут пятнадцать-двадцать, и перед нами встал вопрос: что делать с этим человеком? Задержать его до темноты, на весь день? Но жена, оставшаяся возле подводы, хватится мужа, если уже не хватилась, и может поднять тревогу. Отпустить его сейчас? Но мы не были уверены в том, что он не связан с полицией и не сообщит о нас немцам.

Как поступить? Проклятый вопрос…

А крестьянин, поняв наши затруднения, горячо заговорил:

— Верьте мне, товарищи! Никому о вас слова не скажу! Никуда с поля до вечера не уеду. Мое вам честное слово.