И всё это шло именно от равнодушия. Тяп-ляп… сойдёт. Сожрут — куда денутся. И все фиолетово, главное чтобы нормы закладки были соблюдены, санитария и прочее. А качество и вкус…
С хлебом нам меньше повезло. Я про ЦГВ. Своя пекарня была только в рембате (когда они свою столовую построили) — так этот хлеб был своего рода валютой. А так трескали чешский с тмином. Я, когда домой ехал, мы на пересадке в Киеве в аэропорту, умяли втроём две буханки дарницкого — черняшки. Официантка, пожилая тётка, плакала — в прямом смысле. Денег не взяла ни копейки, кстати. Я до сих пор ем в основном черный хлеб. Потому что во всех моих командировках, нигде, ни в одной стране не было чёрного хлеба. Конечно, обходились как-то, но тосковали по хлебу, салу, квашеной капусте, солёным (по настоящему солёным) огурцам. Селёдка, повторюсь, была вообще из разряда деликатесов. 5-килограммовые жестяные селёдочные шайбы (банки, в смысле) всегда имелись в багаже отпускников, возвращающихся из Союза.
Наступил апрель. И наступив, стремительно подкатился к концу. Дикое напряжение последних 3-х недель просто валило с ног. Мы спали по 6 часов в ночь с субботы на воскресенье. В остальные дни по 4-е, самое большее. Занятия, тренировки, полевые выходы сменяли друг друга с какой-то калейдоскопической скоростью. Сержанты озверели настолько, что от них летели искры. Гайки уставщины закрутили так, что начинать письмо домой, хотелось со слов "здравия желаю", а к папе "разрешите обратиться"!
Экзамены тоже прошли, в каком-то угаре.
Единственный момент был при сдаче технической подготовки. Мне проверяющий задал вопрос:
— Что, — спросил он, — надо сделать, чтобы из АМ приёмного тракта, сделать ЧМ?
Т.е. чтобы принимать частотно-модулированный сигнал на аппаратуре предназначенной для приёма амплитудно-модулированного сигнала. Я слегка окосел и впал в столбняк, переваривая суть вопроса. А он мне с превосходством старшего и опытного товарища, посоветовал установить частотный демодулятор… Ёб!!! Вот же демондулятор пехотный.
И стометровку мне пришлось бежать в сапогах на два размера больше. Дело в том, что перед экзаменами по физо я вертыхнулся с брусьев и здорово ударился спиной. И будучи освобожденным, от физо, отдал свои сапоги кому-то из ребят. Почему понадобилась такая замена, уже не помню. Но принимающий поставил меня в строй — авось не помрёшь, как сказал товарищ майор. Вот и бежали мы стометровку. Впереди сапоги, а сзади я, или наоборот, но не вместе — это точно.
И вот экзамены сданы. Стало даже как-то интересно — что будет? Наступило затишье. На улице был конец апреля. А точнее 28 апреля 1977 г. Это был первый день, когда с утра, после завтрака, на разводе была дана команда заниматься приведением материальной учебной части в порядок и подготовкой к отправке в войска. Т. е. занятия закончились и что делать дальше, стало непонятно. Тем более, что накануне нам был зачитан приказ об окончании школы, присвоении классности и были даже вручены значки с циферкой 3. Стали мы в общем как настоящие солдаты. ВСК, классность, комсомольский значок… просто, понимаешь… МикродембелЯ, одним словом.
Сержанты перешли на какой-то очень спокойный тон в обращении с нами, где-то даже запанибрата. Им, я думаю, даже жалко было с нами расставаться. Они всё же растили нас целые полгода, мы уходили, а им предстояло снова-здорОво, начинай сначала, трепи мочало.
Нет, вольницы не допускалось никакой, но гайки были отпущены. Мы даже осмеливались отпрашиваться в чайную и по команде на построения не бежать, а… идти в строй.
А тут ещё Вася снова отличился, чем привёл Айдарова в буйное помешательство. Даже дважды отличился.
Во-первых. Он на торжественной зачитке приказа и т. п. задал вопрос начальнику политотдела. В смысле: "А можно ли теперь считать запрет на курение отмененным?" НачПо очень удивился, в смысле, по поводу существования такого запрета и подтвердил, что курсантам курить можно.
Представьте себе наши торжествующие рожи на первом же перекуре после этого собрания. Мы до этого, как школьники младших классов, тянули потихоньку по углам, а тут совершенно свободно и открыто, перед лицом сержантов. Большинство из них отнеслись к этому явлению совершенно спокойно, но только не Айдаров. Он воспринял это как умаление личных достоинств и прямое оскорбление, почему-то. Стоял около курилки аж фиолетовый от злости и невозможности что-то сделать.
Во-вторых. Уже в роте, были зачитаны два приказа. Первый об увольнении в запас старших сержантов и ефрейтора-каптёрщика. Второй о присвоениях очередных званий, назначениях и перемещениях. В этом приказе, помимо окончательного распределения нас по группам, округам и т. п. содержалось также следующее. Двум курсантам из каждого взвода были присвоены звания ефрейтора, за отличное окончание школы и ещё одному, который оставался в роте каптёрщиком. Семи человекам из роты было присвоено звание младших сержантов, и они были назначены на должности командиров отделения во взводах, вместо увольняемых в запас, и нашего Айдарова, который убывал в БелВо, для дальнейшего прохождения службы. В нашем взводе младших присвоили двоим, и обоих оставляли во взводе. Вот Айдарову и было вдвойне хорошо. Вася, которого он "обожал" и "любил" нежнейшей любовью, оставался в школе, а ему предстояла дорога в часть. Причём вместе с Вовкой Мелкумяном, с которым у него тоже были сложные отношения. Дык по слухам, таких как он в войсках не очень жаловали. Все помнили учебку. Хотя тут утверждать не берусь. Сталкиваться не приходилось.
Читать дальше