ИванычЪ - К чему приводит ИДЕАЛИЗМ или любовь к стране ВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ПОМИДОРОВ

Поэтому последовал пристрастный допрос … вечером, т. е. после отбоя, в каптёрке. Мнения разделились. От "шлангует салабон" до "да ну его нафиг, помрёт, а нам отвечать". Я уже говорил, что мой командир был тоже из Москвы. Земеля. И мужик нормальный. И вообще почти все деды были из Москвы и прилегающих территорий. Поэтому вердикт был такой — пусть завтра шлёпает в гарнизонную санчасть. Там разберутся. Если типа "нет", то пусть вешается. Если "да", тоже. Но потом — после лечения.

Гарнизонная санчасть, это была практически неплохая поликлиника. Всё-таки истребительный полк. Был там и отоларинголог. Посмотрел он меня и тут же загнал в палату. А начмеду обещал вырвать гланды через… ну вы понимаете, и без наркоза, что характерно. Выполнил он угрозу или нет — не знаю, врать не буду.

Вот так я оказался в Групповом госпитале. В городе Яромерже.

Конечно, можно долго рассказывать о бытовых условиях, питании, распорядке дня и … хотя бы о ванной.

Я, к тому времени уже месяцев десять не был в ванной. Нет, не то чтобы совсем не мылся, а в ванне не лежал. А тут … при приёме в госпиталь, меня чуть ли не силком заставили принять ванну…. Почему заставили? Да потому что я стоял около неё и чуть ли не глотал слёзы — ванна. Шок! И горячая вода, медбрат меня просто туда чуть ли не затолкал. Он торопился, а мне … тут, знаете, предчувствие удовольствия может, даже слаще было, чем само это….

А уже в отделении каждый вечер, после отбоя, у дежурной сестры путём грубой лести и элементарного подкупа (а подкуп выражался в обещании отнести блестящие круглые коробки с инструментами в подвал на стерилизацию, или ещё там чего) выманивались ключи от вожделенного помещения. Пока пустовал "генеральский номер" в отделении было проще, сестра сама командовала этим благодатным, с телевизором и ванной местом. Времени только отпускалось мало.

Ближе к двенадцати номер этот использовался для ночных совещаний военных офицеров докторов с младшим и средним медперсоналом.

В общем, курорт. Если бы не проколы через день.… Проколы — это в смысле процедуры по промыванию пазух … гайморовых. Противная штука, доложу я вам. Только это вот, пожалуй, и портило жизнь и настроение. Сильно.

Но зато в госпитале был великолепный парк во внутреннем дворике. И библиотека. И не надо было прятать книжки в вещмешок, потому что читать ещё "не положено" и потому что в тумбочке такую хрень старшина хранить не разрешал, во-первых. А во-вторых, книжку легко могли увести, а отвечать пришлось бы самому. А тут … прямо как дома. Носи с собой. После процедуры по промыванию, лежишь себе в коечке и читаешь, а в свободное время пошёл в парк, сел под деревом на скамеечку, закурил … и читай, пока не надоест. Или письмо пиши. Или … и никто тебя до обеда не дёрнет, а после обеда — тихий час. Санаторий. И вот однажды я напал, на каком-то стеллаже на книжку. "Три товарища", Ремарка. Сами понимаете, что ничего окружающего я не видел, не слышал и не ощущал, в принципе. Единственно, что в определённый момент мне показалось, что что-то очень явно отвлекает меня от чтения. И назойливо так — просто до отвращения, невежливо и грубо, а именно кто-то позволил себе, устроившись рядом, закурить такую пахучую кубинскую крепкую сигарилос. И это рядом с человеком, который уже просто забыл, что такие вещи существуют, и считавшего "Приму" верхом совершенства, не говоря уже о "Яве".

Я мужественно делал вид, что читаю, но читал, то я на самом деле только одно слово, и никак не мог понять, что же оно означает. В голове крутилось одно и то же видение тонкая такая, коричневая, ароматная… и почему то навязчиво широкий стакан с толстым дном, в котором золотился, сами понимаете какой компот.

— Хотите?

Вопрос прозвучал, как удар, нет, задан он был мягким добрым голосом, но эффект произвел именно, как удар.

— Спасибо, — только на одно слово и хватило у меня сил.

И вот у меня в пальцах вожделённая кислородная палочка. Когда я прикурил, после первой затяжки, ну просто помутилось в организме, хотя реально так оно и было. Продукт всё-таки крепкий и очень ароматный.

Рядом со мной сидел пожилой, лет за сорок ("пожилой", это потому что мне-то тогда было всего девятнадцать) седой человек. Он совершенно не был похож на военного. Разговаривал очень интеллигентно, спокойно, тихим и даже добрым голосом.

— Это что же, библиотечная?

— Да. Вот нашёл случайно. На дальнем стеллаже.

И вправду книжка была очень старая и основательно затрёпанная.