П. Полян - Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне - Воспоминания и документы

В середине ноября 1941 г. имела хождение немецкая листовка, на одной стороне которой были изображены военнопленные, радующиеся своему освобождению из плена, и следующий текст: «Вот это правда! Военнопленные уже освобождаются и идут по домам. Чего ж долго думать? Перебегайте к нам! Вы тоже скоро будете дома!», а на другой – образец выдававшегося дулагом «Удостоверения об освобождении» (Entlassungsausweis). В «Удостоверении», которое полагалось постоянно носить при себе и предъявлять по первому требованию любого военнослужащего вермахта, были сформулированы условия, на которых военнопленный отпускался из плена: никаких враждебных действий против немецкого народа (читай: вермахта), его союзников и дружественных народов; до дома добираться – кратчайшим путем и в течение 8 дней зарегистрироваться в ближайшей немецкой комендатуре; смену местожительства осуществлять только с разрешения немецких властей; в случае, если освобождение из плена состоялось как раз по местожительству военнопленного, то при регистрации надлежит сдать всю имеющуюся красноармейскую экипировку (Kirschner 1987: 160). Часть из них, похоже, позднее были завербованы на работы в Рейх как гражданские лица: тех же, кто «не оправдал доверия» и бежал с места работ или уходил к партизанам, жестоко наказывали39.

Действие приказа от 25 июля было приостановлено 13 ноября 1941 г.40 – по крайней мере, применительно к украинцам и белорусам (Pfahlmann 1968: 58). Тем не менее освобождение из плена – и по несколько тысяч человек в месяц – продолжалось и в 1942 г., и его действием суммарно было затронуто 318,8 тыс. чел. (см.: Гриф секретности 1993:334, со ссылкой на: BA, RH-23/5-155, RH-53-23/65, R-41/168, Н-3/729)41.

Нередко привилегия быть освобожденным из плена оплачивалась ценой предательства и выдачи немцам евреев и комиссаров42. Кстати, среди сумевших примазаться к привилегированным национальностям и получить таким образом освобождение были, разумеется, и… евреи. Так, Абрам Резниченко (он же Аркадий Резенко) из Хорольского лагеря, узнав, что из села Лохвицы в лагерь приехал староста забирать «своих», – рискнул и выдал себя за «лохвицкого»: «Мне повезло: староста „узнал“ меня, своего „земляка“…» (Резниченко 1993: 393).

В контексте полиэтничности СССР и как бы на полях затронутой проблемы советских военнопленных-евреев следует сделать одну важную оговорку. Нередко за евреев по ошибке признавали, – а стало быть, и расстреливали – представителей и других народов, – особенно часто татар (в том числе крымских татар43), армян44 и грузин. О расстреле лейтенанта Хонелидзе, черноволосого и длинноносого грузина, принятого за еврея, писал Илье Эренбургу Семен Гриншпун (Гриншпун 1993:128–130). И даже сына Сталина Якова Джугашвили, приняв поначалу за еврея, при пленении едва не расстреляли. Иногда расстреливали и русских, не обязательно даже чернявых, а просто – с «заметной внешностью»45.

В группу риска входили и военнопленные красноармейцы из немцев Поволжья: их нередко подвергали особенно тщательным личной проверке и медосмотру, поскольку их фамилии были слишком похожи на еврейские, и немцы опасались, что перед ними не фольксдойче, а выдающие себя за них евреи (см.: Шульга 1998: 325, со ссылками на: Центр документации новейшей истории Саратовской области. Ф. 6210 [Фильтрационный фонд]. On. 1. Д. 18167. Л. 4–5).

Зато те из фольксдойче, кто прошел эту проверку, имели неплохие шансы на то, чтобы не просто покинуть дулаг или шталаг, а еще и преобразиться, а точнее сказать, обернуться – из жертвы в палача. Их, в частности, заставляли подписывать следующее: «Я, (фамилия, имя и отчество) являюсь немцем, обязываюсь выявлять среди русских военнопленных коммунистов, командиров и комиссаров Красной Армии, а также лиц, занимающихся антифашистской агитацией и имеющих намерение бежать» (Там же, 331, Центр документации новейшей истории Саратовской области. Ф. 6210. On. 1. Д. 10302. Л. 4, 9). Многие гражданские фольксдойче, равно как украинцы, прибалты и русские, лично участвовали в идентификации и расстрелах гражданского еврейского населения46.

Число советских евреев в немецком плену, по оценке Ш. Краковского, составляло около 85 тыс. чел. (Krakowski 1992:229; см. также: Encyclopedia of Holocaust 1990:1181). Практически ту же цифру – 80–85 тыс. – вслед за ним называет И. Арад (Arad 1993:125). При этом исследователи отталкивались от 1,8-процентной доли евреев в населении СССР, что если и искажает данный расчет, то в сторону завышения.