Юрий Гайдук - Штрафбат. Закарпатский гамбит

«Сам увидишь…» – отозвалось в сознании Андрея, и он уже знал, вернее, догадывался, по какому случаю закатили пьянку бандиты «пана Дороша».

Однако надо было дожимать Чайника до конца, и он, чуть ли не давясь самогоном, выцедил стакан до последнего глотка.

Проследив затуманенным взглядом, как Боцман цедит самогонку, Чайник усмехнулся чему-то своему и, отрыгнув, растянул губы в усмешке. Хотел было подняться, однако тут же плюхнулся задницей на стул.

– Ладно уж, сиди. Я и на слово поверю. Так по какому, говоришь, случаю гуляем?

– Щас… щас расскажу. – Чайник потянулся было опять за бутылью с самогоном, но вдруг словно вспомнил что-то и откровенно злобным взглядом уставился на Боцмана. – Помнишь ту высотку в декабре сорок третьего? Ну-у, там еще наших полегло больше половины. А того лейтенанта… смершевца, помнишь?

– Ну!

– Гну! – окрысился Чайник. – Так вот я в ту суку стрелял тогда и думал, что похоронил его на той высотке, а оно вон как вышло. Сидим с братвой в той чайной, что на вокзале, и вдруг смотрю и глазам своим не верю. Из подсобки выходит мой смершевец, правда, весь в штатском, садится за столик, и Зоська, официантка, начинает обхаживать его, как корова теленка. Ну, я у нее, само собой, и поинтересовался, что, мол, за фраер такой и почему не знаю. Ну, она и раскололась сразу. Мол, это часовщик залетный, в ихней подсобке угол для работы снимает. Так не поверишь, я тогда чуть пивом не подавился при этих ее словах. Часовщик… Он такой же часовщик, как я хозяин «Сиблага». Да и в той чайной он не просто так оказался, тем более под видом часовщика.

Недоуменно поджав губы, Боцман смотрел на Чайника.

– Что-то не врублюсь я маленько. Тот лейтенант из «Смерша», если он даже остался жив, и какой-то часовщик в чайной. Сам, поди, знаешь, что «Смерш» – это фронт, а фронт сейчас хер знает где в Европе. Может, ты все-таки ошибся?

– Не, – мотнул головой Чайник, – я ту рожу смершевскую на всю оставшуюся жизнь запомнил и поэтому никак не мог ошибиться. А насчет того, что он под часовщика косил… Думаю, цвет сменил после того, как из госпиталя выписался, и стал уже не на «Смерш», а на крутую контору [96] пахать.

– И что? – уже не в силах сдерживать себя, произнес Андрей, нацеживая в свой стакан самогон из бутыли.

– А ничего, – отозвался Чайник. – Рассказал о моем крестничке Дорошу, тот еще с кем-то посоветовался, и решили проверить того часовщика на вшивость. Загрузили в ментовскую телегу и привезли на хутор…

Он замолчал было, восстанавливая в памяти перипетии допроса, и Андрей вынужден был напомнить о себе:

– Раскололся?

– Какое там! – сморщился Чайник. – Не хотел, гад, идти на признанку – и все тут. Даже сам Дорош с тем мусорилой, что привез сюда эту суку, стали сомневаться. И только когда я вспомнил про свою отметину на его спине…

– И что, задули, надеюсь, лампаду? [97]

– Не тот чин, чтобы маслята на него тратить. Гримировали, рихтовали и венчали так, что сам перекинулся. Щас в сарае валяется, надо будет утром в лесу прикопать.

Осознавая, что он уже не в состоянии владеть собой, Андрей поднес ко рту наполненный стакан и медленно, глоток за глотком выцедил его до самого донышка. Поставил пустой стакан на стол, бросил в рот соленый огурчик, после чего взял со стола оставленную кем-то финку и по самую рукоять вогнал ее в горло Чайника.

Покосился глазом на заснувших бражников «пана Дороша» и вышел в сени, где его дожидались Шайтан, Пикадор и Волк.

– Ну? – в один голос выдохнули они.

Не говоря ни слова, Андрей дал понять, чтобы шли за ним, и также молча направился к зияющему дверным проемом сараю. Остановился на порожке и, кивнув в глубину сарая, негромко произнес:

– Там Тукалин… Мертвый. На него наткнулся случайно Чайник, если, конечно, помните этакую тупую курносую рожу, и сдал своему гетману.

– Что, забили до смерти? – свистящим шепотом спросил Шайтан.

Боцман кивнул головой.

– Чайник сам признался в этом. Только что. И за язык его никто не тянул.

Боцман замолчал, и в пропитанном кровью воздухе как бы зависла могильная тишина. Все они хорошо знали смершевца Тукалина, который несколько раз вместе с ними уходил за линию фронта, и никогда, ни-ко-гда он не ставил себя выше штрафников, видимо, понимая, что кое в чем они соображают лучше его, старшего лейтенанта «Смерша» НКВД СССР. И теперь вот…

Все они не один раз видели свою смерть в глаза, но чтобы сгинуть вот так, из-за какого-то вшивого фраера, имя которому Чайник… Они молчали, каждый по-своему вспоминая Дениса Тукалина и одновременно прощаясь с ним. Однако время шло, надо было что-то решать, и более приземленный Шайтан негромко произнес: